Книга Враги народа. От чиновников до олигархов - Дмитрий Соколов-Митрич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди были разочарованы:
— Как это? Мы, что ли, довели район до такого? Вон Ломовцев, рожа бесстыжая, это сделал, пусть отвечает! И Толстошеин!
Бледный Ломовцев молчал. А вице-губернатор, именем которого в Приморье почему-то народ называет каждую вторую бензозаправку, произнес речь:
— Давайте раз и навсегда прекратим вот эти разговоры, что Толстошеин виной всему. Я не вылезаю из командировок. Но я отвечаю за большую энергетику, а вы вот, вместо того чтобы других ругать, взяли бы и помогли. Ломовцева, между прочим, вы сами выбрали.
— Мы не о том…
— А я о том.
В общем, пришлось-таки Шойгу вызывать полк МЧС.
Барин уехал
А я решил задержаться. Зашел в кабинет к Ломовцеву. Его состояние было близко к депрессии. Сначала говорить не хотел, а потом благодарил, что выслушали. «Иначе, — говорит, — я бы в больницу попал с приступом».
— Моя вина, — сказал Ломовцев, — только в том, что я не объявил голодовку, когда стало ясно, что будет срыв отопительного сезона. А ясно было еще в мае. Все это время мы писали письма — и тому же Толстошеину, и полпреду, и президенту. Ноль внимания. Первое совещание краевая администрация собрала в начале октября — когда уже надо было делать пробные пуски. Решили создавать топливный фонд. Полтора миллиона из него мы получили только через месяц. А первый мазут появился у нас только во второй половине ноября. Вот и все.
— Вы пообещали Шойгу затопить до 15 декабря. Это реально?
— Нет, конечно.
— Опять соврали?
— Да с ним попробуй поспорь. Шойгу оставляет здесь своего зама. Когда он начнет здесь со мной работать, сам поймет, что все не так просто.
Люди остались
Вечером того же дня Шойгу давал во Владивостоке пресс-конференцию. Журналистка из газеты «Народные вести» задала вопрос: «Когда вы были в этом году на Сахалине, помните, я вас звала в Приморье, предупреждала, что мы будем замерзать. А вы мне ответили: «Вот выбрали себе Наздратенко, так вам и надо».
— «Так вам и надо» я не говорил.
— Но у меня есть диктофонная запись.
— Следующий вопрос, — ответил Шойгу.
А я в это время еще раз заехал в Рудный. Без Шойгу этот поселок выглядел мрачнее. Не было толпы, бегающей за красной эмчеэсовской курткой. Передо мной, как мертвые, лежали несколько пятиэтажек, возле подъездов поленницы, а в квартирах пахло деревенскими избами.
Здесь буржуйки у каждого второго, а у некоторых даже стационарные печи. Дымоход выводится в вентиляционную шахту, поэтому над пятиэтажками поднимаются густые столбы дыма.
По сравнению со здешними условиями поселок Угловое — это Голливуд. В Рудном и холоднее, и беднее. У Натальи Осадчей комната уже превратилась в часть подъезда, живет она с мужем в кухне площадью 5,5 метра. И спят здесь, и едят, и все остальное. Мыться ходят к знакомым, которые живут в деревенском доме. У Натальи в комнате разморожены батареи. Разморожены — это значит, что в них осталась вода, она замерзла, увеличилась в объеме и сокрушила металл. И еще это значит, что теперь придется менять радиаторы. Таких квартир здесь абсолютное большинство. Единицам удалось спасти радиаторы. Вообще этой зимой в Приморье не батареи греют людей, а люди батареи.
Я им сказал, что можно было просто взять газовый ключ и слить из радиаторов воду. Для многих это было открытием, а некоторые сказали: «Мы вызывали сантехников, а они не пришли». Мысль о том, что это можно сделать и без сантехников, в головах этих людей не приживается.
Часть поселка вообще без воды. В таких домах у людей в квартирах стоят параши. Одна старушка живет… в ванной, потому что это самое маленькое помещение, этот островок жизни легче обогревать. Многие бросают свои дома и переселяются на летние дачи. Ставят там буржуйки, утепляют, возвращаются к первобытному образу жизни. Квартиры в пятиэтажках не стоят вообще ничего. Последний раз одна семья, уезжая, предлагала «двушку» за 500 рублей. Никто не взял.
— Ничего, Русь все равно жива. Мы, как тараканы, нас ничем не выведешь, — говорит Виктор Тарасов, по прозвищу дед Тарас.
Меня слова деда Тараса не ободрили. Они не означают, что Русь жива. Они означают, что ко всему человек, подлец, привыкает.
Июль 1999 года. Республика Мордовия.
город Инсар и его окрестности:
По определению Большой советской энциклопедии, продразверстка — это «заготовка сельхозпродуктов, которая заключается в обязательной сдаче крестьянами государству по твердым ценам всех излишков хлеба и других продуктов». Продразверстка — это из глубокого прошлого. Нам это не грозит. Я тоже так думал. Но вот в редакцию пришло письмо — как будто с опозданием на 80 лет. Жительница мордовского города Инсар пишет, что республика уже второй год живет по законам военного коммунизма. Развалив местные колхозы и совхозы, власти запустили руку в последний островок благополучия местных жителей — приусадебные хозяйства и обложили их продуктовой повинностью. Я не поверил и решил убедиться лично.
«Приехал за картошкой, как партизан».
Инсарский район — семнадцать с половиной тысяч человек. Русские вперемешку с мордвой. За все время командировки — ни капли воды из крана. Здесь ее просто нет. Жара 35 градусов.
Автор письма Наталья Семеновна Горкина встретила меня с видом человека, в чем-то провинившегося: «А может, я зря вам написала? Может, это нормально?»
От признаков «нормальности» происходящего голова идет кругом. Передовица в районке: «Более 1600 килограммов молока сдала государству за четыре месяца Раиса Андреевна Агеева из Новлея… Значит, быть еще большему результату». Сдала государству — это значит отдала по цене более чем в два раза меньшей, чем предлагают коммерческие закупщики. Представьте себе, что вас приглашают на работу с зарплатой 500 долларов, а государство вам это делать запрещает и силком держит в государственной конторе на окладе в 200 долларов. И при этом говорит: «Значит — быть еще большему результату!»
На железнодорожной станции соседнего райцентра Кадошкино наблюдаю, как вооруженные милиционеры гоняют по платформе старушку, которая пыталась продать пассажирам ведро картошки, и та чувствует себя вполне преступницей.
— Мы как-то и не заметили, как это началось, — рассказывает Горкина. — Просто раньше сдавать продукты государству было можно, а потом вдруг сдавать их стало не можно, а обязательно. Нас лишили выбора, кому продукцию продавать. Закупщиков, которые готовы заплатить за нее больше — полно, но только в Мордовию их не пускают. А если кто поедет в соседние регионы сам — последуют репрессии.
На рынке города Инсара тишина. Полная. Мясо, молоко, картошку и прочие дары огородов продавать на рынке запрещено. Формально — из соображений санитарии. А за их утаивание теперь карают-, не сдал по осени центнер картошки с человека по девяносто копеек за килограмм (когда на рынке берут по два рубля) — не будет тебе зарплаты по основному месту работы. Не сливаешь в закрома Мордовии ежедневно десять литров молока с коровы по рубль восемьдесят (на рынке три рубля) — твоим старикам не дадут пенсию. А продашь на сторону бычка — будешь уволен.
