Книга Бей первым! Главная загадка Второй мировой - Александр Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Насчет того, что архивы рассекречены, говорить не буду, а вот с тем, что доступны, поспорю. Рассекреченные и даже открытые архивы не значит доступные архивы. Вот вам пример. В штабе Приволжского военного округа, где служил я – молоденький тогда еще советский офицер разведотдела, есть на втором этаже магазин. Самара – закрытый для иностранцев город, где всюду ракетные и прочие оборонные заводы. А жрать в городе нечего. Город гол-л-лодный в задницу! Но при этом в магазине штаба округа все есть – заходи любой человек и покупай. Открытый магазин! Одеться, обуться, пожрать – все лежит на прилавках. Однако проблема в том, что в штаб округа тебя не пустят. Но если ты пропуск в штаб получил, можешь в этом открытом магазине открыто отовариться.
Там же, на втором этаже была у нас библиотека с массой интересных материалов. Открытая! Но если ты отставной полковник, никто тебя в штаб округа не пустит. Да и действующий командир полка или дивизии просто так в штаб округа не попадет. Вот если его вызовут, ему выпишут пропуск. А так «открытые» магазин и библиотека для него недоступны.
Так же точно и в Генштабе – рассекреченные материалы лежат открыто. Но кто ж тебя в Главное оперативное управление пустит? Или в Главное разведывательное управление?
Есть в российской армии полковник Николай Николаевич Поросков – мой давний достойный противник. Когда-то, лет пятнадцать назад, он утверждал, будто сделана экспертиза, которая подтвердила, что книжки мои не я написал. Я его на этом деле прищучил, и с тех пор он стал вести себя достойно – не то чтобы извинился, просто не вспоминает об этом больше. Звонит он мне однажды и говорит: «Слушай, все материалы по войне рассекречены!» Хорошо, отвечаю, даже отлично. Но есть вот такой документик любопытный, не могли бы вы мне его достать?.. Да нет проблем, говорит, достану!
И пропал. До сих пор достает. И все никак не может достать мне знаменитый «рассекреченный» план от 11 марта. А я ему даже координаты дал: Центральный архив Министерства обороны, фонд 16, опись 29–51, номер дела 241, листы 1—16.
Однако самые большие секреты хранились не в Министерстве обороны, а в «Особых папках политбюро» (теперь Президентский архив). «Особая папка» – это нестандартный, неофициальный, нигде юридически не закрепленный гриф секретности… Здесь, в Англии, живет дядя один, который давно из СССР убежал, он в свое время с этими особыми папками разбирался. Так вот он дает цифру в 215 тысяч папок – таков объем этого сверхсекретного архива. Что в этих папках, никто не знает.
Прерву на секунду рассказ Суворова, чтобы сообщить читателю: именно в «Особых папках политбюро» хранились те самые секретные соглашения между СССР и Германией о начале дележки Европы, которые Горбачев велел уничтожить. Кстати, об уничтожении документов говорит и Суворов:
– Я сам в этом участвовал, будучи молодым лейтенантиком, и знаю, как это делается. Каждый год происходит перерегистрация секретных документов. На нее отправляют самых салабонов. Назначалась комиссия приказом начальника штаба округа в составе меня и старшего лейтенанта Васи Красникова. Не полковникам же кочергой орудовать!.. Плюс, разумеется, начальник секретной библиотеки. И мы месяц переучитываем документы, составляем список ненужного и представляем начальнику штаба за тремя нашими подписями. Тот визирует, после чего мы втроем спускаемся в кочегарку и начинаем орудовать кочергами. А затем составляем акт об уничтожении.
Что жгли? Ну, например, приходят в штаб округа очень интересные книги по американской бронетанковой технике. Книги секретные, на каждой свой номер. Лежат они там пять лет. Никто их за пять лет не прочел, потому как штаб не желает рассылать эти книги в дивизии, это ж фельдъегери нужны, возня лишняя. Зачем? Ну а раз книги никто не востребовал и не читал, получается, никому они не нужны и хранить их далее бессмысленно. Поэтому сжигают.
То есть то, что не нужно, уничтожается беспощадно. Есть у меня ребята знакомые в аппарате Генштаба, имен я их не называю, но они выходят иногда на меня и говорят: «Сердце болит, но вот это и вот это будет уничтожено. Не мог бы ты принять на хранение, а то ведь пропадет для истории?» Я говорю: «Мог бы…»
В 1993 году было громогласно объявлено, что все документы по Второй мировой войне рассекречены. А в 2007 году снова слышу: все документы по Второй мировой войне опять рассекречены! Зачем же вы их по второму разу рассекретили, ребята?.. А я расскажу вам этот механизм. Документы рассекречивают – и тут же сжигают. Пока документ не рассекречен, сжигать его нельзя: он на ответственном хранении. А после рассекречивания документ становится для армии ненужной бумажкой. А зачем хранить бумагу в секретном архиве? Не положено! И его отправляют в печь. Составляют сразу два акта – о рассекречивании и об уничтожении…
Стремится ввысь душа поэта,
И сердце бьется неспроста:
Я знаю, что надежда эта
Благословенна и чиста!
Иосиф Сталин
Я вот все время пишу, что ниспровергатели Суворова в основных постулатах его так и не опровергли. А ведь нужно, наверное, напомнить нашей молодежи, в чем они состоят, эти постулаты. А то ведь книжки по военной истории в магазине стоят на одной полке, а мои книги – на другой. И те люди, которые покупают меня, как правило, не останавливаются у развалов военно-мемуарной литературы. А те, кто ковыряется в мемуаристике и книгах о войне, обычно не подходят к другим полкам. У всех свои интересы. Но главное, мало молодежи нынче останавливается у «военных» полок. Там все больше толкутся люди возраста среднего и за средний. А меня читает на удивление много молодых людей. И специально для них, наверное, нужно вкратце рассказать, что же такого придумал Суворов, чего опровергнуть никому пока не удалось. Возможно, я делаю это разъяснение слегка запоздало. Но лучше поздно, чем никогда, правда, молодые люди?
Итак, все мое поколение проходило в школе, что очень миролюбивый Советский Союз к войне был совершенно не готов. Не успели мы подготовиться как следует, хотя, видит бог, сильно старались: суетились все чего-то, пытались заменить «устаревшее» вооружение на современное, но так почему-то у нас и не вышло. А еще мы от большого врожденного миролюбия заключили договор с Гитлером и верили ему как родному. А он что сделал, гад? Нарушил мирный договор, представляете! И без объявления войны. В четыре часа утра. Вероломно. Напал на наше мирное воскресенье.
В общем, «Киев бомбили, нам объявили, что началася война…»
А мы подобного расклада даже представить себе не могли. Наши пограничники косили траву, сдвинув фуражки на затылки. Военные кружились в вальсах на дискотеках. Доярки дергали коров за мирные сиськи. А патологический пацифист товарищ Сталин спал в своем Кремле и видел во сне, как кругом колосится жнивье, а жить становится все лучше и веселее.
А потом случилось то, что случилось… Полнейший и страшенный разгром, подробностей которого мы еще коснемся позже. Немец стоит под Москвой, под Ленинградом, взял Кавказ, немецкие альпинисты водружают на Эльбрусе флаг со свастикой. Под Москвой воюют ополченцы в гражданском – профессора в очках и юноши с худыми шеями, а женщины и дети в Москве тушат «зажигалки».
