Книга Китайский цветок - Эмма По

Вчера Залесский говорил с ним по телефону. Вот кто умеет находить нужный тон! Вроде и не сказал ничего особенного, но Костику сразу захотелось сделать для него все, о чем он просит. Потом даже ругал себя за такую рабскую готовность, пока не понял, что это особенность характера Залесского, а не его. Именно поэтому тот — шеф, а он, Костя Лапин, его подчиненный.

После разговора с шефом Костик воспользовался своим ключом от Зоиной квартиры и, рискуя столкнуться там с Катериной Ивановной или с квартирной хозяйкой, все же обследовал ящички, полочки и укромные уголочки. Даже матрац поднимал, но денег, увы, не нашел. Может, Зоя и вправду ни при чем?

Костик опустил руку в карман и наткнулся на костяную рамку с фотографией Зои и Даши, которую ему удалось незаметно прихватить уже перед самым уходом от Зоиной сестры. Зачем он ее взял? Даша наверняка подумает, что на добрую память. Но какая-то неясная мысль, связанная с этой фотографией, все же свербила.

Он всматривался в Зоино лицо и вспоминал тот день, когда видел ее в последний раз. Пожалуй, она была чем-то встревожена. Нервная была, раздраженная. Если предположить, что именно тогда она обдумывала кражу, то состояние ее вполне объяснимо.

Костик рассчитывал в ту пятницу сразу после работы поехать с Зоей к ней домой — отдохнуть, выпить, фильмец какой-нибудь забористый посмотреть… Но она так противно вела себя с ним, что он в конце концов обиделся. Настроение его не улучшил и ее неожиданный поцелуй…

Вдруг весь тот день он словно увидел в кино, и все события, которые казались такими непонятными, обозначились ясно и четко, а ускользающие из логической цепочки звенья встали наконец на свои места. Стало очевидно, что Зоя обижала его нарочито! Ей не только не хотелось проводить с ним вечер, но даже выходить вместе после работы, как они делали обычно. Видимо, у Зои были свои планы на вечер, и участие в них Костика исключалось.

Предположим, она все-таки взяла деньги, а Костика отпустила потому, что хотела потратить их без свидетелей. А может, все проще? Может, просто на свидание пошла? Возможно, возможно… И все же… Хотела их потратить… Тогда скорее всего ей понадобились рубли, а шеф говорил о долларах!

Костик взглянул на часы — без десяти пять. Нырнув в метро, он через полчаса оказался у здания, в котором они вместе с Зоей работали и из подъезда которого она вышла вечером в ту пятницу. По дороге к метро — Костя начал загибать пальцы — четыре обменных пункта. Если же она пошла по какой-то причине в другую сторону, то на этой улице еще… раз, два, три.

В обменниках с ним разговаривали не очень-то любезно. Костик начинал с того, что справлялся, кто работал вечером в пятницу шестнадцатого января. Он обошел все семь обменников. В двух с ним вообще не захотели общаться. В одном как раз попал на кассиршу, которая работала в тот вечер, но ужасно напугал ее своей просьбой вспомнить девушку, изображенную на фотографии. Как ни странно, именно на ней Зоя выглядит наиболее адекватно. У самого Костика ее фотографий нет, если не считать немногочисленную серию, где она малость пьяненькая и так дурачится, что ее трудно узнать. Можно было бы порыться вчера в Зоиной квартире — но тогда этой идеи у него еще не было… В общем, в обменнике ее не признали. То ли Зоя там не была, то ли кассирша испугалась выговора от своего начальства. Паспорт там никогда не спрашивают — Костик знает это по собственному опыту, — так что посмотреть список клиентов тоже не удалось.

В четырех оставшихся нужная смена не работала, и никто помогать ему не стал. Без особой надежды на успех Костик записал, когда и в каком обменнике он теперь должен появиться, чтобы встретиться с пятничными кассиршами, и поехал домой.

Даша обживала новое жилище. Все здесь было непривычное, не ее. Ремонт, сделанный еще под руководством отца, превратил обычную квартиру в дом безногого инвалида, которому без посторонней помощи надо и мыться, и унитазом пользоваться, и одеваться-раздеваться, стирать, гладить и прочее, и прочее. Поэтому все было переделано под Дашку. Ванны не было вообще, душевой кабины в привычном понимании тоже, везде поручни да ремни-держалки, как в трамвае, и широченные дверные проемы без дверей, чтоб можно было свободно въехать на коляске…

Все это ужасно раздражало и мешало. Очень нервировало отсутствие зеркала, в котором можно увидеть себя в полный рост. Даже в ванной, чтобы причесаться, обработать рану над бровью, нанести на лицо крем, приходилось присаживаться и заглядывать в зеркало из положения сидя, как будто заискивая.

От нечего делать она начала обследовать хозяйство. Перетряхнула вещи, с удивлением обнаружила, что сестра покупала довольно дорогое белье. И где она находила эти фирмочки, в которых все волокли ей на дом! В шкатулке с побрякушками нашла два материных колечка — одно с аметистом, другое с лимонным топазом, которое помнила с детства. Решила было обидеться, но потом вспомнила свои обгрызанные, словно из другой жизни ногти, из-за которых никогда не носила колец, и обижаться на мать не стала. Полюбовалась красивыми пальчиками и снова подумала, почему идея гелевых ногтей не пришла ей в голову раньше, в «мирное», так сказать, время. Сколько раз подносила палец ко рту, но, почувствовав твердый гелевый панцирек, оставляла в покое. Вообще уход за ногтями превратился для нее в захватывающее развлечение. Каждый день она покрывала их новым лаком, благо нашла целую батарею флакончиков от нежно-розовых до кроваво-черных.

Заглянула в компьютер, одним глазом хотела посмотреть, над чем работала сестра, и увлеклась. Это был почти законченный перевод любовного романа. Героиня — женщина за тридцать, — не боясь одиночества, бросает и бросает своих мужчин в надежде встретить идеал. Оригинал романа лежал тут же на письменном столе, и Даша с интересом начала сравнивать английский текст с переводом. Да, сестре нужно отдать должное. Хороший перевод.

Приключения героини заинтересовали, и с английской книжкой в руках Даша прилегла на диван. Завершить работу сестра не успела совсем немного. Осталось страниц двадцать пять. Она полистала книгу, и пришла в голову мысль предстать перед издательством в образе Даши-переводчицы.

Она работала три дня, почти лишив себя отдыха. Валерка звонил два раза, но ее обуял творческий зуд, и терять время на разговоры с ним не хотелось. Перевод то казался неплохим, то вдруг переставал нравиться. Сколько раз перечитывала — все находила какие-то шероховатости. То «что-чтобы» начнет повторяться через каждое предложение, то «сказал-сказала» привяжется, то порядок слов не понравится, то вообще зазвучит по-дурацки на русском! Неизвестно, как долго она, подобно героине романа, искала бы идеал, но позвонили из издательства. За работой приехал курьер, который забрал перевод, отдал Даше новую книжку на английском и вручил конверт с деньгами — двадцать девять тысяч семьсот рублей. Что это за сумма — оплата за предыдущий перевод, или какой-то долг издательства, или аванс, — она не спросила, чтобы не попасть впросак. Откуда она знает, какие там были предварительные договоренности…

В недрах письменного стола, который за три дня работы над переводом изучила до мельчайших царапин, обнаружила заначку в семьсот пятьдесят долларов. Первая мысль — знала бы, что у нее есть деньги, может, не очистила б сейф шефа. Вторая — если б умерла она сама, Даша похоронила б ее на свои собственные и честно заработанные.