Книга Долина любви и печали - Мари-Клэр Сюльро

Лючия потерлась щекой о его щеку.

— Да, — согласилась она. — И я чувствую то же самое, тем более что я религиозный человек. Но только у меня иногда возникает сомнение…

— Значит, не то же самое, — убежденно сказал Морис. — Или ты просто боишься своего чувства, потому что у тебя было что-то похожее…

— Нет, не было, — быстро ответила она. — У меня всегда все контролировалось разумом, а сейчас мой здравый смысл сопротивляется мне.

— Радость моя, — рассмеялся Морис. — Это ты сопротивляешься своему здравому смыслу. Он давно все понял.

Лючия взглянула в сторону гор и воскликнула:

— Ой, уже светает. — Она взглянула на будильник: — Пять утра!

Они снова прильнули друг к другу и снова любили друг друга нежно, восторженно и страстно, как в первый раз.

— Надо как следует выспаться, — сонно проговорила Лючия, когда они разомкнули объятия. — А как же Венеция? Туда надо ехать рано.

— Ничего, выспимся и поедем. И там заночуем, — пообещал Морис, одеваясь и с улыбкой глядя на свою девочку. — Поспи, моя родная. — Он поцеловал ее и вышел из комнаты.

Она улыбнулась ему и провалилась в сладкий сон, положив руку под подушку.

День шестой

Беда

Она проснулась, чувствуя себя бодрой и счастливой. Сейчас, сейчас она увидит своего Мориса. И не надо будет скрываться, прятаться за колонной. Они вместе позавтракают, а потом, неважно, что будет потом, Венеция или еще один район катания. Главное, что они будут вместе.

Сделав легкую зарядку и приняв душ, Лючия распахнула дверь, намереваясь будить Мориса. В этот момент из двери выпал сложенный листок бумаги. Как будто предчувствуя что-то, она с замершим сердцем подняла его.

«Мари-Клэр погибла. Ее автомобиль упал в пропасть. Я срочно уезжаю. Увы… ты поймешь меня…»

Это было ударом грома. Она зашла в комнату, опустилась в кресло и несколько раз перечитала: «…Я срочно уезжаю. Увы… ты поймешь меня…»

Сначала она ничего не поняла, но потом до нее начал доходить смысл: «Увы… ты поймешь меня…» Он хотел сказать… Лючия боялась додумать то, что уже осознала.

Морис решил навсегда расстаться с ней. Смерть Катрин… ужасно, ужасно. И он считает себя и ее… виноватыми в ее гибели. Лючия понимала, что в какой-то степени он прав. Но она совершенно растерялась и не могла оставаться одна. Собравшись с силами, она позвонила спасателю Луиджи Пронти.

— Луиджи, это Лючия, — тихо сказала она.

Она не знала, что говорить дальше. Нет, ей не поможет никто, только она сама должна справиться со своей бедой. Но, услышав голос Луиджи, спросила:

— Вы подняли автомобиль, который упал вчера в пропасть?

Луиджи помолчал немного и с трудом ответил:

— Автомобиль еще нет, но женщину подняли.

Уже потом, при встрече, Луиджи сказал ей, что администрация отелей и автомобильной дороги всегда стараются не разглашать информацию о несчастных случаях в Долине — ведь это может отпугнуть впечатлительных туристов и отдыхающих. Спустившись в ресторан на завтрак, она почувствовала, что о ночном происшествии на дороге никто не знает. Все отдыхающие были спокойны и безмятежны: улыбались, шутили, говорили о пустяках. Репутация гостиничного комплекса осталась безупречной.

Лючия почти не притронулась к завтраку, только рассеянно выпила кофе и сок.

«Он должен был разбудить меня, чтобы попрощаться», — думала она. Но ее сбивчивые мысли заглушались внутренним голосом здравого смысла: «Ты у него в сердце, но ему сейчас не до тебя. И разве тебе и ему нужны какие-то слова, чтобы признаться друг другу в том чувстве вины, которые вы оба испытываете, и рассказать об угрызениях совести?»

Ресторан опустел. Она осталась одна, но, понимая, что с девушкой что-то происходит, никто из официантов не стал напоминать ей о времени.

Жизнь опустела, никаких желаний. Лючии не хотелось ни гулять, ни кататься на лыжах. Ничего не хотелось.

И опять на помощь пришел здравый смысл. Он не стал успокаивать ее, он просто сказал:

— Перестань убиваться, ты молода, красива, у тебя все впереди… Вы обязательно встретитесь.

«Но даже если и нет… Я должна благодарить Бога, что узнала такую любовь, — подумала Лючия. — Я приму все испытания со спокойствием и благодарностью. За такую любовь, которая была у меня пять дней; всю жизнь надо благодарить Бога. Даже если больше ничего не будет, я узнала Любовь с большой буквы».

Она подняла голову, выпрямила спину и только сейчас заметила, что впервые за все время ее пребывания здесь день был пасмурным, плотные облака скрывали горы, солнца не было видно. Погода соответствовала ее настроению. Лючия старалась не думать о Морисе, но на нее снова и снова накатывала волна душевной боли.

Она и не заметила, как к ней подошел Луиджи.

— Мне показалось, что твой звонок был не просто так, — серьезно сказал он, присаживаясь рядом.

— Какой ты молодец! — Лючия пожала его руку. — Мне так надо поговорить с кем-нибудь, я дружила с этой парой… погибшей и ее мужем. А теперь… У меня здесь никого нет… кроме тебя.

Луиджи погладил ее по голове, и от этого выражения сочувствия Лючия разрыдалась. Он мягко похлопывал ее по плечу, а она, уткнувшись в стол, не могла сдержать слез.

— Пойдем отсюда, — тихо сказал Луиджи, заметив подозрительные взгляды официанта. — Иди к себе, а я принесу что-нибудь выпить.

Лючия накрыла на стол, сбросив с него свои книги и записи. Положила плитку швейцарского шоколада, разрезала на части апельсин.

Через четверть часа, осторожно постучав в дверь, вошел Луиджи. Он поставил на стол бутылку коньяка, положил несколько кружочков сыра моцарелла и деревенскую лепешку.

— Сыр — экологически чистый, буйволиная моцарелла, — бодро сказал он, потирая руки. — Вы там, в городе, очень озабочены экологической чистотой продуктов.

— Лепешка тоже экологически чистая? — пошутила Лючия.

— Это домашняя, — гордо произнес он. — Знаешь Массимо, моего напарника? Его жена печет. Я успел забежать к ним, потому что знал, что тебе понравится.

— Какой ты милый, — благодарно произнесла Лючия, но в ее глазах затаилась глубокая грусть.

Луиджи, горец, родившийся и всю жизнь проживший в деревушке рядом с Канацеи, был хорошим, добрым человеком, готовым всегда прийти на помощь, особенно Лючии, которая ему давно нравилась. Но их отношения всегда были только дружескими. Когда он приезжал в Рим, Лючия показывала ему красоты Вечного города, помогала разобраться с делами, которые привели его в столицу.

— Давай выпьем, — сказал он, разливая коньяк в маленькие рюмки, предусмотрительно захваченные с собой. — И ты расскажешь обо всем.