Книга Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

Тут я не стал сомневаться и возражать, потому что неожиданно понял, что, и сам всегда думал так же, просто не пытался облачить мысль в слова.

– И ещё предательство.

Я сам не знал, почему у меня вырвалось это. Просто пришло откуда-то извне, помимо меня.

Мой спутник резко притормозил.

– Почему ты это сказал?

Я беспомощно развёл руками в знак того, что не могу объяснить этого, как и всего, что здесь происходит.

Петляющая тропинка привела к горе, обогнула её и оборвалась в ложбинке, огороженной с трёх сторон той же горою, образовавшей естественное укрытие от непогоды. Ветер тотчас сменился дымом и терзавшим кишки запахом жареной на костре рыбы и подкоплённого хлеба.

Вокруг костра сидели люди. Заслышав наши шаги, они оживились, но, увидев меня, настороженно смолкли, воззрились изучающе, с любопытством и недоверием. Некоторых я узнал: видел рядом с Равви во время проповеди. Я затоптался на месте, преодолевая неловкость, хрипло кашлянул в кулак.

– Вот, – сказал Равви, возложив ладонь мне на плечо, – этот человек будет теперь нашим другом и братом. Он прибыл издалека и не вполне владеет нашими традициями, потому мы будем ему немного помогать.

Начало мне понравилось.

– Привет. Меня зовут Илья. – Я изобразил голливудскую улыбку и помахал честной компании.

Первым ожил высокий кадыкастый парень с длинным носом и чёрной шапкой всклокоченных волос. Добродушно оскалился в ответ, продемонстрировав отсутствие переднего зуба, потеснился, высвобождая местечко.

– Просим к нашему огоньку. – Сунул мне сухую жилистую ладонь, удивительно крепкую. – Я – Пётр, а это мой брат Андрей. Сидевший рядом кивнул, и тогда я подметил сходство. Только тот был помоложе, и зубы на местах, по крайней мере, передние. Потянулись остальные. Я пожимал их руки, вглядывался в лица, про себя повторяя имена. Рябоватый со сросшимися на переносице бровями – Матвей. Хмурый плечистый мордоворот – Фома. Маленький, похожий на обезьянку, с блестящими подслеповатыми глазами и ранними залысинами у висков – Иоанн. Холёный красавчик-шатен с аккуратной бородкой, породистым профилем и манерами местного плейбоя – Фаддей. Щупленький голубоглазый юноша, совсем пацан – Симон. А также Лука, Яков, Марк, Филипп… К счастью, их было всего двенадцать, иначе в мозгах у меня возникла бы чудовищная каша.

Я примостился между братьями, с наслаждением протянул конечности к огню. Кто-то заботливо подкинул мне покрывало из грубой шерсти – кусачее, но удивительно тёплое. На костре на вертеле жарилась огромная рыба. Жир сочился с её золотистых боков, капал в огонь, вызывая ответные негодующие всполохи.

– Вот так рыбища! – сказал я, сглотнув.

– Ерунда! – небрежно махнул рукой мой сосед Пётр, – Вот мы с Андреем, когда рыбаками были, знаешь, каких ловили? Во! – Он растопырил руки от меня до своего соседа слева.

Его брат согласно закивал, и я понял, что рыбаки всех времён и народов одинаковы.

– Вовремя вы из рыбаков ушли, а то бы всю рыбу повыловили, другим ничего не осталось, – добродушно заметил густобородый Марк. – Кажись, готова. – И потянулся с ножом. Попытался снять рыбу с вертела, но в ту же минуту огонь окончательно подпалил ножки импровизированного мангала, и жаркое плюхнулось прямо в костёр.

– Вот собака, – беззлобно ругнулся Марк, отважно сунулся в огонь и извлёк почерневший от налипшей золы, но всё равно королевский ужин.

– По земле не валяй, – озабоченно донеслось с противоположной стороны.

– Не царь, отряхнёшь, – всё с той же флегматичной невозмутимостью отозвался бородач и, вытащив из складок одежды внушительных размеров кинжал, принялся аккуратно разрезать жаркое. Мне достался кусок из середины. Я набросился на еду с такой жадностью, словно не ел несколько дней. Участливо покосившись, Пётр подсунул ломоть хлеба.

– Шпасибо, – прошамкал я набитым ртом.

– На здоровье, – отозвался он и принялся что-то мычать под нос. Минуты мне хватило понять, что по ушам моего соседа прошёл даже не один слон – целое стадо. То же самое просёк красавчик, названный Фаддеем, хоть и сидел не рядом. Кисло сморщился и попросил перестать. Пётр, вздохнув, подчинился и обратился ко мне:

– Наверное, ты проделал долгий путь?

Я кивнул.

– Путешествуешь? – поинтересовался его брат.

Я снова кивнул.

– Чем занимаешься?

– Я… Вообще-то я торгую.

– Отстал от каравана, значит?

– Угу.

– Откуда ты пришёл? – встрял хмурый парень по имени Фома, буравя меня недоверчивым, тяжёлым взглядом.

– Оттуда, – неопределённо махнул я в сторону, откуда меня привёл Равви.

– Из какой страны? – продолжал въедливо допытываться Фома.

Тоже, следователь, выискался.

– Из России.

Съёл?

– Никогда прежде не слыхал о такой. Где это?

– Далеко, – отрезал я. Не хотелось быть невежливым, но этот парень меня достал. Ещё секунда, и потребовал бы достать документы.

– Брось, – встрял Пётр, – чего пристал к человеку? – И добавил с добродушной улыбкой: – Ешь, не стесняйся.

Фома умолк, недовольно поджав губы. Я посмотрел на Равви, но он сидел в стороне, не прикасаясь к еде, отрешённо взирал на происходящее, и, казалось, его мысли витали где-то далеко от вечернего костра. Но тут он перехватил мой взгляд, и я усомнился в правильности своих заключений. Несомненно, парень обладал уникальной способностью Цезаря присутствовать одновременно «здесь и там».

– Давайте поскорее закончим с едой и ляжем спать, – сказал он, – Уже поздно. Завтра утром пойдём в город.

Наступила пауза.

– Может быть, – растягивая слова, как делают, когда тщательно их подбирают, нерешительно произнёс Фома, – нам пока не стоит идти туда? Выждем время…

– У меня его нет. – С нежданной резкостью произнёс Равви. – Да, я не жду всеобщей любви и признания. И вам не советую. Я никому из вас не обещаю ни славы, ни богатств, ни власти, ни почестей. Вам придётся перетерпеть многое – голод, холод, ненависть, напраслину… Принять на себя беды, напасти и грехи людские, чтобы получить взамен право на сохранение этого маленького мира. Это не награда, а тяжёлый крест. И пусть сейчас каждый из вас ещё раз задумается, по силам ли он ему. Кто захочет подняться и уйти, вернуться к своей прежней жизни, пускай сделает это сейчас. Никто его не осудит. Не судить должны мы мир, а спасти. Даже если… – он слегка запнулся, но, выровняв голос, закончил: – Если цена этому – жизнь земная…

И снова воцарилось молчание. Лишь похрустывал огонь, пожирая остатки дров.

– Но что есть жизнь земная перед вечностью? – с твёрдой убеждённостью проговорил кто-то.

Религиозные фанатики! Как я сразу не догадался?! А что если они террористы?!