Книга Хижина в лесу - Роберт Динсдейл

— Ты скучаешь по бабушке?

— Каждый день. Пока ты не заставил меня сюда вернуться, я не понимал, как сильно мне ее не хватает.

Да, это была ошибка. Дедушка не хотел ехать сюда, но мальчик настаивал. Теперь знакомые запахи и воспоминания обрушились на старика со всех сторон. Он сейчас наверняка вспоминает, как пахла бабушка, как и что она говорила.

— А деревья — твои друзья, деда?

— Когда-то они спасли мне жизнь.

Дед с силой надавил на ледяную корку, и земля, как показалось мальчику, поглотила его руку по самый локоть, словно какой-то мертвец ухватился за нее. Старик дернулся назад. В руке у него был зажат стебель хвоща, заканчивающийся мясистым белым корнем с комьями земли.

— Это нам на обед.

— А как же школа? Мне надо учиться.

Глаза деда перебегали со стебля на стебель, выбирая подходящий.

— Не знал, что маленькие мальчики любят ходить в школу.

— Я не был там со времени, как мама… Учитель, наверное, не знает, что и думать. А еще Юра…

— Он твой друг?

Мальчик неопределенно пожал плечами.

— Ты хочешь увидеться с друзьями? Когда я был маленьким, дружить было очень опасно.

Рука дедушки вновь ушла под землю и вырвала еще один корень хвоща, а в придачу маленькую рыбешку, которая, упав на снег, отчаянно забила хвостом.

— Перестань, парень. Ты проголодался?

Растолченный вареный хвощ с желудями оказался не так уж плох. Со времени, как мальчик ел по-настоящему, прошло уже два дня. Тогда у них была горячая картошка с салом…

Свет дня начал угасать, снег снова принялся кружиться над лесом.

Ночь без электричества — это не то же самое, что ночь в городе. Дед готовился отходить ко сну, как только стемнеет, и, усевшись в ободранное кресло, положил обутые в сапоги ноги на ящик. Пусть отдохнут. Шапку из медвежьего меха он надвинул почти на глаза.

— Мы поедем в город завтра, деда?

— Посмотрим.

— Почему посмотрим?

Старик приоткрыл один глаз, и тот сверкнул отражением огня в печи.

— Тебе надо отдохнуть.

Спать мальчику не хотелось, но он послушно залез под стеганое одеяло и вскоре услышал мерное похрапывание старика. Спит. Мальчик повернулся на бок, прижал лошадку к животу и закрыл глаза.

Когда он проснулся, языки пламени еще играли в печи. По стене бежали потеки воды. Это таяла изморозь внутри дома. Без часов или звуков многоэтажного дома мальчик не знал, который сейчас час и сколько он вообще спал. Мальчик вылез из-под одеяла, оставив лошадку-качалку на полу. Свет, льющийся от печи, придавал ей какой-то демонический вид.

Дедушка в кресле не шелохнулся.

Мальчик двигался крадучись. В доме стояла мертвая тишина. Из книг мальчик знал, что такая тишина бывает во время сильных снегопадов. Не слышно ничего, за исключением воя волков и плача младенца, оставленного у двери дома…

Когда мальчик подобрался к деду, тишина стала нестерпимой.

— Просыпайся, деда…

Он прикоснулся к худым, безжизненно лежавшим рукам старика и почувствовал странный холод. Взгляд его переместился на кучу дров, лежавших у печи. Руки деда казались такими же хрупкими и ломкими, как эти мертвые ветки.

— Деда!

Не получив ответа, мальчик уселся на место, завернулся в одеяло и положил лошадку себе на колени. Несколько минут он внимательно разглядывал лицо деда. Отблески пламени танцевали на старческой коже. Дедушка должен был бы храпеть. Его голова откинута назад, как всегда, когда старик спал в своем кресле-качалке в квартире, но на этот раз из его рта не вырвалось ни звука. Губы не шевелились, не дрожали. Грудь под пальто не вздымалась.

Так, должно быть, выглядела мама… Открытый рот… облысевшая голова… дыхание отсутствует… Тогда ему не позволили на нее взглянуть, но сейчас отблески огня в печи сыграли с мальчиком злую шутку, и он на мгновение увидел на месте деда маму. Мальчик почувствовал, как в горле образовался неприятный комок, словно заботливая мать-птица отрыгнула питательную смесь в клювик своего птенца. Мальчик попытался избавиться от этого чувства, но оно переместилось в живот и неприятно забурлило внутри. Мальчик вскочил на ноги. Комната кружилась у него перед глазами.

— Деда! — закричал он. — Деда! Деда!

С каждым выкриком гробовая тишина становилась все страшнее и страшнее. В мальчике крепла уверенность в том, что дедушка покинул его навсегда. В его воображении старик уподобился поваленному бурей в лесу дереву. В облике деда ничего не изменилось, только жизнь покинула его тело. Мальчик с трудом перевел дыхание. Он не знал, куда девать руки, ноги были готовы сорваться с места, но мальчик понятия не имел, куда бежать. Лишь бы избавиться от неприятного чувства, подступающего к горлу… Только бы отделаться от накатывающего волнами ужаса… Мальчик начал отступать к двери черного хода… Он едва сдержался, чтобы не позвать маму на помощь. Мир онемел. Снегопад прекратился. Мама не сможет ему помочь… больше никогда не сможет…

Мальчик вернулся к старику.

— Прости, деда. Я не хотел на тебя давить… Я пойду за помощью.

Врачи и скорая помощь владеют известным только им волшебством. Нельзя терять надежды, что их слова вернут дедушку к жизни так же легко, как слова дедушки воспламенили огонь. Мальчик вспомнил о машине. Если он ее отыщет, то сможет вернуться в город к обшарпанным заводам и бесконечным улицам, к многоэтажным домам с выбитыми окнами, к тем, кто может помочь…

Осторожно ступая, он направился к переднему входу. Дверь открывалась внутрь, и, когда он ее дернул, в дом хлынул снег и засыпал мальчика чуть ли не до колен. Вместе со снегом в дом ворвалась безжалостная мародерка зима. Мальчик обвел взглядом опушку черного леса, и ему показалось, что он узнаёт начало тропинки, по которой они с дедом сюда пришли.

Если он собирается идти за помощью, надо хорошенько подготовиться. Вернувшись к печи, мальчик завернулся в одеяло. Раз… второй… третий… Нет, так слишком неудобно идти.

Проходя мимо дедушки, он задержался и уставился на медвежью шапку на его голове. Сейчас она ему не нужна, но потом… Кто знает? Шапка зацепилась за уши дедушки, и пришлось потянуть за нее. Глаза мальчика на мгновение остановились на сапогах старика, но они все равно были бы ему слишком велики. К тому же ему совсем не хотелось увидеть тромбозные голубые вены, лишенные крови.

Надо идти…

До опушки он брел по отсвечивающему снегу. Хорошо, что даже в самую глухую ночь в лесу так же светло, как в сумерках вечером. Тот же самый рассеянный свет отражался от наста и укутанных снегом деревьев. Те же самые призраки двигались между ними. Те же самые звуки возникали, отражались эхом и еще долго жили в воображении мальчика.