Книга Нур-ад-Дин и Мариам - Шахразада

Лишь на мгновение Мариам сбросила с себя свою черную тоску. Этот миг прошел, и теперь она вновь погрузилась в воспоминания. Потухли ее глаза, исчез румянец, который всего минуту назад столь заметно украшал ее щеки.

– Ну что ж, матушка, ты услышала мой ответ. Думаю, что и отец, если бы он мог обратиться к тебе, сказал бы то же самое. Не дело до самой смерти лить слезы по умершим, сколь бы близкими они ни были. Печаль навсегда останется с тобой. Но если Аллах великий дал тебе силы, чтобы жить дальше, следует восславить его новой любовью и новыми радостями.

Мариам лишь отрицательно покачала головой.

– Матушка, – Нур-ад-Дин обнял ее за плечи, – если ты решила, что теперь будешь жить только для меня, подумай же, на какие страдания ты меня обрекаешь. Как я могу радоваться жизни, если ты, мой самый близкий человек, всегда печальна, а глаза твои полны слез? Разве могу я позволить себе любить, если ты лишаешься всех радостей жизни? О нет, и мне тогда пристало лишь молиться, трудиться и вспоминать нашего доброго и любимого отца.

Должно быть, такие прочувствованные слова подсказала Нур-ад-Дину усталость. Ибо, едва вымолвив их, он откинулся на подушки и уснул, так и не услышав ответа матери. Она же все смотрела в розовеющее небо, и все прислушивалась к своему сердцу, и укоряла себя за чувства, которые не смогла удержать в себе и которыми поделилась с сыном.

Не спала и юная Мариам, любовь столь заботливого и велеречивого юноши. О, она была не в силах не то что уснуть, даже опуститься на ложе. Сначала волнение, а потом и черная ревность изъели ее душу.

О, она прекрасно знала, где сейчас Нур-ад-Дин и чем он занят! Должно быть, он преклонил колена перед Амаль, ее подругой, которая оказалась столь низка, чтобы обольстить ее, Мариам, жениха!

Словно тигрица в клетке, металась по своей комнате девушка. И картины, что вставали перед ее глазами, были одна другой красочнее и все более страшной болью отдавались в ее нежной душе. Наступило утро, и она вернулась к своим обязанностям, так и не ложась.

Ушел, о чем-то глубоко задумавшись, отец. Теперь можно было бы и отдохнуть. Но в это мгновение распахнулась калитка и появился Нур-ад-Дин.

– Здравствуй, прекраснейшая!

– Здравствуй и ты, незнакомец!

– Незнакомец? Почему, Мариам?

– Потому что я не хочу иметь ничего общего с изменником, который пал столь низко, что предпочел своей невесте ее лучшую подругу!

– О чем ты, свет моих очей?

Нур-ад-Дин ничего не понимал. Он решил с утра всего на несколько минут забежать к Мариам, чтобы поведать ей о разговоре с матерью, но этот странный прием мигом выбил из головы все мысли.

– Я Мариам. А свет твоих очей – презренная Амаль, змея и предательница, у которой ты провел весь вчерашний вечер!

– Аллах всесильный, девочка, о чем ты говоришь? Какой вечер?

– Не лги мне, шакал. Я видела, какими вы обменивались взглядами, слышала все, что ты ей говорил. О, я знаю, сколь быстро ты можешь обольстить девушку, сколь сильно можешь влюбить ее в себя!

– Любимая, – спокойно, стараясь сдерживаться, проговорил Нур-ад-Дин, – и весь вчерашний день, и весь вечер, и, увы, даже часть ночи я потратил на то, чтобы вместе с приказчиками расставить на полках новый товар, который доставил караван, появившийся вчера на восходе. Мои лавки полны, как полны лавки Мустафы и Али, Фархада и Нугзара. И даже чинийцев Сынь Юня и Гунь Чжоу!

– Это глупая и смешная ложь, Нур-ад-Дин. Почему же мой уважаемый отец пришел вскоре после заката, как обычно?

– Да потому, что твой отец умнее меня, и приказчиков в его лавках куда больше, чем в моих. Поэтому он, отдав распоряжения, отправился отдыхать, а я остался помогать своим людям, иначе они бы провозились еще дюжину дней!

Слова Нур-ад-Дина звучали вполне здраво, но, увы, бессонная ночь сыграла с Мариам злую шутку. Она уже не могла понять, правдой ли были ее ярчайшие видения или лишь кошмаром, навеянным ревностью. Но даже в таком состоянии девушка смогла найти брешь в уверенности своего собеседника.

– Но почему же тогда ты, глупый ишак, не попросил моего уважаемого отца предупредить меня о том, что заботы вынуждают тебя задерживаться на неведомый срок?

И тут замолчал Нур-ад-Дин. О да, он даже не подумал о том, что Мариам нужно бы предупредить. А ведь это было бы столь легко – просто войти в лавку в конце ряда медников и сказать несколько слов доброму давнему другу. Но признать свой промах было не в привычках Нур-ад-Дина.

– Но почему я, скажи мне, глупая курица, должен кого-то о чем-то предупреждать? Разве не мужчина я? Почему я должен перед кем-то в чем-то отчитываться?

– Да потому, что я волнуюсь за тебя, безрогий осел! В горах, говорят, появились разбойники, а ты ходишь по вечерам совсем один.

– Разбойники? Но почему же ты вбила в свою безмозглую голову, что я обольстил твою столь же безумную подругу и даже отправился к ней на закате? Неужели я похож на человека, который может прельститься этой дурочкой?

Увы, как бы ни был логичен разум женщины, но эта логика мужчинам недоступна. Не приняв никаких оправданий, Мариам начала тут же защищать свою подругу.

– И почему это она дурочка? Она умна и хороша собой. А раз я с ней дружу, значит, дура и я. Так?

– Аллах всесильный, Мариам! Мы с тобой сговорены друг за друга уже десяток лет. Мы любим друг друга, мы вместе! Зачем же я буду обращать внимание на всяких долговязых болтливых девчонок, если у меня есть невеста?

– Да потому, что ты мне все врешь, врешь от первого до последнего слова!

– Все! – закричал что было сил Нур-ад-Дин. – Мне надоели твои глупости! Надоела твоя ревность! Видеть тебя больше не желаю!

– Забудь дорогу к этому дому, подлый шакал! Пусть мой язык отсохнет, если я еще хоть раз произнесу презренное имя Нур-ад-Дина!

– Да лучше я стану евнухом и наймусь сторожить гарем нашего повелителя, чем еще хоть раз вспомню о тебе, ничтожная!

С грохотом, прозвучавшим подобно грому, захлопнулась калитка. И лишь тогда Мариам дала волю слезам.

Тот же, по ком она проливала эти слезы, кипя гневом, торопился к своим лавкам. Ибо там было единственное место, где на него никто не кричал и где его слова были словами настоящего хозяина и настоящего мужчины.

– Аллах всесильный и всемилостивый! – прошептал на ходу Нур-ад-Дин. – Да будут прокляты все женщины мира! С сего дня и до дня моей кончины, клянусь, я не взгляну ни на одну из них! Пусть они будут красивы, словно сказочные пери, умны, словно мудрецы халифа и манящи, словно мираж в пустыне!.. Ни на одну!

Увы, иногда даже клятвы, что даются себе самому, безумно далеки от разумного…