Книга Темное предсказание - Мелисса Марр

— Нет, но…

— Ты сказала, что хочешь знать, о чем я думаю. Никаких условий. Никаких словесных игр, Айслинн. Твой выбор. — Кинан поставил стакан на столик. — Неужели ты сразу передумала? Так ты хочешь, чтобы у нас были секреты или не хочешь?

Айслинн стало страшно. Под угрозой оказалась не ее безопасность, а их дружба, которую они так долго строили.

Айслинн молчала, и Кинан продолжал:

— Я думал о том, что никакая иная смертная девушка не сумела бы справиться ни с одним из дел, с какими справляешься ты. Не сумела бы даже приспособиться к жизни фэйри. Летние девы не могут приспосабливаться так быстро. Ты не оплакивала свою прежнюю жизнь, не сердилась и не цеплялась за меня.

— Я кое-что знала о мире фэйри. А они почти ничего не знают о мире смертных.

Слушая Кинана, Айслинн все больше ненавидела неспособность фэйри лгать. Было бы легче солгать и сказать, с какой болью она превращалась из смертной девушки в фэйри. Было бы легче отрицать, что она приспособилась к новой жизни даже быстрее, чем ожидала. Она могла бы наговорить еще немало лживых слов о внутренней борьбе и усилиях.

«Скажи я все это, он бы вел себя иначе».

Кинан не ограничивал ее пространство. Не торопил. Он был ей другом и даже не приближался к установленным ею границам.

«Бежать. Бежать прямо сейчас».

Она не тронулась с места.

А Кинан подвинулся ближе, вторгаясь в ее пространство.

— Ты сама знаешь: не все можно перевести в слова. И я знаю, что поступал правильно, когда столько лет не искал себе королеву. Я ждал тебя, и, думаю, мои ожидания были не напрасны. — Кинан дотронулся до ее волос, и солнечный лучик скользнул ей под кожу. — Будь ты моей королевой, то есть настоящей королевой, наш двор стал бы еще сильнее. Будь ты моей, без разных приманок смертного мира, мы бы находились в большей безопасности. Летом надо наслаждаться теплом и получать удовольствие. Когда я рядом с тобой, мне хочется забыть обо всем остальном. Я люблю Донию и всегда буду любить, но когда я с тобой…

Айслинн и сама знала конец его фразы. Она чувствовала правду его слов, но какая-то часть ее существа не хотела жертвовать собой во имя благополучия Летнего двора. Знал ли Кинан о ее мыслях? Знал ли он, что ее упорное стремление воспринимать статус королевы как работу, а не как личные отношения ограничивало рост могущества их двора? Эти вопросы она предпочитала оставить без ответов.

— Двор сейчас сильнее, чем прежде, — тихо сказала она.

— Да, и я благодарен тебе за то, что ты дала нашему двору. Всего остального я готов ждать сколько угодно. Вот об этом я и думал сейчас. Наверное, я должен был думать о государственных делах, но… — Кинан наклонился к ней и не отводил взгляда. — Сейчас я могу думать лишь о том, что ты здесь, рядом со мной, в твоем настоящем мире. Я действительно люблю Донию, но и свой двор я тоже люблю. Айслинн, я мог бы любить и тебя, если бы наша любовь была взаимной. Если бы ты позволила, я бы любил тебя так, что мы бы позабыли обо всем, кроме нас двоих.

— Кинан…

— Ты просила честности.

Он не лгал. Он не мог и не умел лгать. Сейчас это не имело значения. Его правда, все эти слова не имели и не могли иметь никакого значения.

Айслинн ощущала солнечный лучик, живший где-то в глубине ее существа. Лучик расширился, и у нее была готова лопнуть кожа. На краткое прикосновение Кинана она ответила с такой искренностью, какую позволяла только наедине с Сетом. Это была ее ошибка.

Ошибка ли? Предательский внутренний голос нашептывал: «Он мой король, мы соратники, мы правим вместе».

Айслинн положила руку Кинану на грудь, намереваясь оттолкнуть его, однако солнечный лучик тут же выпрыгнул и запульсировал между ними. Их тела превратились в гигантские проводники, а лучик стал энергетическим жгутом, подпитывающим их обоих.

У Кинана распахнулись глаза, и сбилось дыхание. Он наклонился к Айслинн. Ее тоже потянуло к нему. Другой рукой она уперлась в подушку, намереваясь все-таки оттолкнуть его. Но наделе они почти прижались друг к другу, и единственным барьером служила левая рука Айслинн.

Кинан поцеловал ее, как целовал раньше, когда она еще была смертной. Помнится, однажды она выпила слишком много солнечного вина и танцевала с ним несколько часов подряд. Во второй раз он целовал ее, соблазняя. Тогда Айслинн требовала, чтобы он оставил ее в покое. Этот раз был третьим по счету. Кинан целовал ее так нежно и осторожно, что поцелуй вполне сошел бы за легкое касание губ. Поцелуй, похожий на вопрос. Это было проявление любви, что ухудшало ситуацию.

Айслинн отстранилась.

— Прекрати.

Она произнесла это почти шепотом. Кинан выжидал.

— Ты уверена?

Айслинн не могла ответить. «Не могу лгать». В словах она чувствовала сочную зрелость лета, обещание того, что она получила бы, если бы уступила.

— Я прошу тебя отодвинуться.

Айслинн сосредоточилась на смысле слов, на ощущении кожаного дивана. Она смотрела на переплеты книг за спиной Кинана. На что угодно, только не на него.

Она сняла руку с его груди.

«Двигайся медленно. Думай о том, что для тебя важно. Тебе важна твоя жизнь. Твой выбор. Сет».

Кинан тоже отодвинулся, не сводя с нее пристального взгляда.

— Если бы не ты, двор бы сейчас погибал.

— Знаю.

Айслинн не шевелилась. Дальше двигаться было некуда — подлокотник дивана и так впивался ей в спину.

— И я без тебя никуда бы не годился.

Айслинн прижала к себе подушку, превратив ее в щит.

— Ты девятьсот лет управлял двором без меня.

Он кивнул.

— И не напрасно ждал так долго. Терзания стоят того, что мы имеем сейчас, и того, что можем получить, если когда-нибудь ты примешь меня. Если бы мы проводили больше времени вместе…

Айслинн замерла, пытаясь найти слова, чтобы рассеять вновь нарастающее напряжение. Кинан не впервые был так откровенен, но впервые он не ограничился случайными прикосновениями. Сочетание одного с другим — это уж слишком.

— Ты отодвинешься? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Только потому, что ты об этом просишь, — сказал Кинан и отодвинулся.

У нее кружилась голова. Кинан натянуто улыбнулся.

Айслинн встала на нетвердые ноги и побрела к двери. Она распахнула ее и впилась в дверную ручку с таким остервенением, что та грозила сломаться. Айслинн понадобилось больше самообладания, чем обычно, но тут она перехватила взгляд Кинана.

— Это ничего не меняет. И не может изменить. Ты мой друг, мой король, но это… все, кем ты можешь быть.

Кинан кивнул, однако его кивок подтверждал лишь то, что он слышал ее слова, а не соглашался с ними. Айслинн хорошо это поняла, когда он сказал: