Книга Если бы знать... - Лайза Джексон

Ничего.

Ни единой зацепки.

Она готова была завыть от бессилия.

Кольцо дало еще меньше, чем пронзительный взгляд Ника Кейхилла. При взгляде на Ника она ощутила интерес, опасение, еще какие-то смутные, но сильные чувства; при взгляде на кольцо – ничего, кроме нетерпеливого любопытства. «Кто ее муж? Кто ее дети? Кто такая она сама?»

– Вижу, вы очнулись!

В палату вошел высокий, тощий, совершенно лысый человек в докторском халате и очках в металлической оправе. Тоненькие усики смотрелись у него на лице странно и неуместно, словно нарисованные. Он широко улыбался, и Марле почему-то показалось, что зубов у него многовато.

– Не помните меня?

Должно быть, по взгляду Марлы он догадался, что ей не понравился.

– Ничего, не волнуйтесь. Кома часто сопровождается амнезией, но со временем ваша память прояснится. – Улыбка его просто-таки источала оптимизм. – Что ж, познакомимся еще раз: я доктор Робертсон. – Он присел на кровать и посветил ей в глаза миниатюрным фонариком. – Как вы себя чувствуете?

– Хуже некуда, – честно ответила Марла. К чему подслащать правду?

– Понимаю, понимаю. Челюсть болит?

– Еще как.

– А голова? – Он перевел взгляд на ее лоб.

– И голова раскалывается.

– Мы подберем для вас болеутоляющее. А теперь расскажите о своих ощущениях.

– Сказать, что я как в тумане, – значит сильно приукрасить действительность, – невнятно ответила она, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые проволокой зубы.

Доктор Робертсон погасил фонарик, откинулся назад и скрестил руки на груди.

– Что вы знаете о себе?

Марла задумалась. Голова немедленно откликнулась острой болью.

– Знаете, это очень странно. Я многое знаю и помню, но все это какие-то общие вещи. Я умею читать и могу понимать прочитанное. Знаю, что мне хорошо дается математика, хоть и не могу вспомнить, где и как училась. Знаю, что люблю собак, лошадей, море и фильмы ужасов. Но... – Она сглотнула и снова с усилием зашевелила непослушными тяжелыми губами. – Но не помню ничего о себе. Не помню ни своей семьи, ни детей, ни родителей, ни даже мужа!

Голос ее дрогнул, и слезы обожгли глаза. В кого она превратилась – жалкая калека, лишенная даже прошлого! Стиснула бы зубы – но они уже стиснуты скобками.

– В вашем состоянии это совершенно нормально, – успокаивающе ответил доктор.

Он заново измерил ей температуру, пульс, давление, затем взял за обе руки и попросил сжать как можно сильнее. Марла сжала руки изо всех сил.

– Хорошо, отпускайте. – И доктор что-то записал в карточке. – А память к вам вернется. Обязательно вернется. Вы ведь перенесли сотрясение мозга, а потом Долго пробыли в коме. – Робертсон снова ощерился зубастой улыбкой. – Вот увидите, скоро все встанет на свои места.

– Когда? – в отчаянии воскликнула Марла. Он нахмурился и покачал лысой головой.

– Вот этого, к сожалению, предсказать не могу. «Поскорее бы! – мысленно взмолилась Марла. – Иначе я сойду с ума! Вернее, с того, что от него осталось».

– Хотел бы я знать наверное, но...

– Я тоже хотела бы.

– Запаситесь терпением. Не гоните коней.

– Почему-то мне кажется, что я не первый раз в жизни слышу такие советы, – заметила Марла. Доктор Робертсон пожал плечами.

– Может быть, вы знаете себя лучше, чем думаете.

– В том-то и беда, – ответила она, взглянув ему прямо в глаза, – что я совсем себя не знаю.

Скоро вернулась Кэрол, как и обещала, с соком и губкой для обтирания. Она умыла Марлу, поправила простыни, а затем распахнула дверь – и палату заполнили люди с незнакомыми лицами и знакомыми голосами. Улыбки, объятия, поцелуи. Марла вглядывалась в новоявленных родственников, отчаянно пытаясь хоть кого-нибудь из них вспомнить. Но напрасно: все они оставались для нее незнакомцами.

– Какое счастье, что ты наконец к нам вернулась! – прикладывая к глазам платочек, говорила свекровь – миниатюрная женщина с нежно-золотистыми (явно крашеными) волосами и маленькими ровными зубками, в сером шерстяном костюме с золотисто-красным шелковым шарфом, в туфлях на высоких каблуках.

– Спасибо.

– Без тебя наш дом опустел! – с пафосом восклицала Юджиния. Но Марла почему-то не зарыдала от умиления.

Сисси – дочь – неловко чмокнула мать в щеку и попятилась к окну. Довольно высокая для своих лет, стройная девочка в черной футболке, черных джинсах и тяжелых ботинках. Хорошенькое загорелое личико со следами юношеских прыщиков; вызывающий и небрежный макияж; глаза густо обведены черным.

– Здравствуй... – еле выдавила из себя Марла. «Так эта девочка – моя дочь? Почему же я ничего не чувствую? Где, черт возьми, пресловутый материнский инстинкт? Почему в мозгу не теснятся воспоминания о родах, кормлении грудью, сбитых коленках, молочных зубах, первых шагах – обо всем, что дорого сердцу любой матери?» Марле казалось, что у нее ампутировали душу. И это было страшно. По-настоящему страшно.

– Я знал, что это случится!

К ее кровати приблизился Алекс. Марла повернула голову, готовясь увидеть еще одно «белое пятно» – однако при взгляде на мужа вдруг испытала бледный, едва ощутимый отблеск какого-то неопределимого чувства. Какой-то образ на мгновение выскользнул из бездонных глубин памяти и вновь нырнул в непроглядную тьму. Но одно Марла могла сказать точно: со своим мужем она уже где-то встречалась. Хоть это радовало.

– Милая моя, как я рад, что ты снова с нами!

Он наклонился к ней – высокий, подтянутый, с серыми глазами и решительно выдвинутым вперед подбородком, в строгом синем костюме и распахнутом пальто.

– Я... мы все так по тебе скучали!

Он нежно обнял ее и с чувством поцеловал в щеку. На Марлу пахнуло смолистым запахом табака и мускусным душком мужского одеколона. Но она ничего к нему не почувствовала.

Совсем ничего.

Боже, не могла же она быть такой бесчувственной!

Марла крепко обняла мужа в ответ, отчаянно надеясь, что сейчас ощутит хотя бы отсвет былой нежности, страсти, любви. Ничего. Слезы обожгли ей глаза. Оставалось только надеяться, что память к ней вернется. И чем скорее, тем лучше. «Не стоит гнать коней», – напомнила себе Марла и подумала, что, должно быть, в той, прежней жизни не отличалась терпением. Вот она и узнала кое-что о себе. Хотя, пожалуй, неумение ждать – не та черта, которой стоит гордиться.

Пронзительно зазвонил телефон. Алекс напрягся.

– Я же предупредил, что ты не отвечаешь на звонки! – прорычал он и схватил трубку. – Алло! Алло! Кто звонит? Черт! – И с размаху хлопнул трубку на рычаг.

– Что такое? – поинтересовалась Юджиния. Она, отойдя в сторонку, обрывала засохшие листья с герани.