Книга Имя, которое помню - Эдриан Маршалл

Спустившись на первый этаж, Ральф миновал гостиную и пошел в сторону кухни.

— Вы чего, на кухне ее повесите? — удивилась Лиз.

— Да, прямо над плитой. Сейчас все увидишь. Ты была когда-нибудь в склепах?

— Н-нет… — Голос девушки дрогнул. — А у вас тут что, и склеп имеется?

— А ты как думала? Все поколения Витборо лежат в семейном склепе… Он под домом находится, ты что, не знала?

— Н-нет…

Лиз остановилась посреди кухни. Ральф обернулся. Губы у нее тряслись так, словно она уже увидела его покойных предков, летающих в своих саванах по семейному склепу.

— Не пойду я, мистер Ральф. Я покойников ужас как боюсь… — пробормотала она, растирая руками плечи.

— Успокойся, Лиз. Нет тут никаких покойников. Я пошутил.

— Зуб даете?

— Даю. Пойдем, не бойся. — Ральф подошел к стене и прокрутил в правую сторону плафон декоративного светильника.

Стена разъехалась в разные стороны, открыв узкий проход с лестницей, ведущей вниз. Лиз даже вскрикнула от изумления.

— Это что — Сим-Сим? — оправившись от испуга, спросила она.

— Сим-Сим. Не бойся, разбойников там нет. Только будь осторожна, — предупредил Ральф, — ступеньки высокие.

Внизу их встретила железная дверь, которую Ральф открыл своим ключом.

— Добро пожаловать в семейный склеп, — усмехнулся он и, пропустив вперед все еще испуганную девушку, закрыл дверь на засов и нажал на выключатель. — Вот где я не хотел бы оказаться… даже после смерти…

— Вот это да… — охнула Лиз, когда ее глаза привыкли к свету и она смогла оглядеться.

На стенах огромного зала, подсвеченного светильниками, сделанными в виде горящих факелов, висели картины. Лиз буквально выбежала в центр зала и, раскинув руки, засмеялась счастливым смехом.

— Вот это дворец!

Хотел бы он знать, чем ее так развеселил этот склеп? Лиз напомнила ему ребенка, выбежавшего помокнуть под весенним дождем. Кто бы мог подумать, мелькнуло у Ральфа, что по этому склепу будет радостно бегать девушка в кокетливом домашнем халатике? Отца хватил бы удар, если бы он был жив… Еще бы — такое кощунство…

Эта мысль почему-то вызвала у Ральфа улыбку. Он подумал, что это неживое место первый раз наполнилось светом. И этим светом оказалась Лиз, смешная девчонка в голубеньком халатике, перебегающая от одной картины к другой.

Неожиданно Ральф почувствовал, что впервые за много лет испытывает к кому-то искреннюю благодарность. Ему захотелось подбежать к Лиз, стиснуть ее в объятиях, осыпать лицо нежными поцелуями, шептать ей на ухо ласковые слова. Сказать, как сильно он благодарен ей, как много она дает ему своим смехом, своей наивностью. А потом бегать вместе с ней по этому залу, чувствовать себя ребенком и испытывать несказанную свободу от тех пут, что столько лет сковывали его душу… Бегать, хохотать, бросать вызов тому миру, что создал его отец, да и всему остальному миру, который не смог и никогда не сможет дать ему той полноты жизни, что подарила ему в этот миг Лиз.

Погоди, пресек Ральф буйный полет своего воображения, ты не можешь поддаваться эмоциям. Хотя бы потому, что эту девушку напугает твой порыв. Она совершенно не видит в тебе того, что видишь в ней ты. Для нее ты просто «мистер Ральф», не мужчина, а человек, которому она доверяет безгранично…

— Мистер Ральф?

Ральф очнулся, словно от восхитительного сна, и вернулся в свой «фамильный склеп». В глазах Лиз читалось недоумение.

— Что, Лиз?

— У вас сейчас лицо такое, словно вместо бобовой похлебки вам дерьма в тарелку наложили…

— Что?!

— Ох, простите, мистер Ральф… — Лиз виновато опустила глаза. — Все никак не привыкну, что вам не по нутру мои словечки…

— А я все никак не привыкну, что молоденькая девушка ругается, как рыночная торговка…

— Ну я же извинилась… — надулась Лиз.

— Так что не так с моим лицом? — поинтересовался Ральф.

— Ну… это самое… Очень уж вы грустный…

— Я не слишком люблю это место.

— Не просто же так вы его склепом обозвали, — серьезно кивнула Лиз. — А почему? Здесь же так здорово. Картины всякие, свечи какие красивые… Как в музеях. Меня мамаша моя в детстве в музей возила. Так там все очень похоже было. Только здесь у вас нет никого, а там люди ходили.

— Может, в этом все и дело… — покачал головой Ральф и, поставив картину на пол, подошел к Лиз. — Это все — коллекция моего отца. Но он редко показывал ее людям. Поэтому здесь все, словно мертвое…

— Ваш папаша, видать, любил картины…

— Любил. Больше, чем живых людей.

— Вы на него сердитесь, мистер Ральф?

— ?Неудачное слово. Наверное, правильнее сказать, я на него обижен. А с другой стороны, чувствую себя виноватым. Видишь ли, Лиз… — Ральф посмотрел на девушку, все еще не уверенный в том, что ей интересно слушать его признания. Но Лиз смотрела на него так внимательно и серьезно, что Ральф с облегчением почувствовал, что для нее это важно. — Папа всегда хотел, чтобы я сделал то, что не удалось ему: стал художником. А я не оправдал его надежд. Потом он думал, что я помогу ему вести его дела, но и тут у меня не вышло. Точнее сказать, я не захотел… И теперь все эти картины — как немой укор. Я ведь ничего собой не представляю. Убери всю эту мишуру, дом, деньги, коллекцию… И кем я буду? Нулем без палочки. Отец был прав — я настоящая амеба…

— Неправда, — горячо возразила Лиз. — Вы такой хороший, мистер Ральф…

— Хорошим в нашем мире быть недостаточно. К тому же не такой уж я хороший, как тебе кажется… Ладно, хватит об этом. — Он пошел вдоль стены и принялся внимательно осматривать те места, где еще не висели картины.

— А что вы ищете? — спросила Лиз и направилась к картине ирландца, которая так и осталась стоять у двери.

— Куда приткнуть то, на что ты сейчас хочешь посмотреть.

— А-а… — донеслось до Ральфа.

Он повернулся к Лиз. Она топталась возле картины, подходя к ней то слева, то справа.

— Что ты делаешь? — недоуменно поинтересовался Ральф.

— Их же так обычно разглядывают?

— Разглядывай, как тебе удобно, — ответил Ральф.

Лиз присела на корточки перед картиной.

— Ну и как она тебе?

Лиз медлила с ответом. Ральф понял, что она изо всех сил пытается высмотреть в этой картине достоинства, которых не видит.

— Ну так что скажешь?

Лиз медленно поднялась с корточек и посмотрела на Ральфа таким виноватым взглядом, словно только что сделала с этой дорогой картиной какую-то ужасную вещь.

— Я… это самое… Короче, ничегошеньки я в искусстве не понимаю, — со вздохом выдавила Лиз.