Книга Змея - Луиджи Малерба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скука и раздражение тоже враги дружбы. Дружба одинока перед лицом множества врагов, но ты должен подняться на ее защиту. Почему бы тебе не попросить прощения у Бальдассерони? Время от времени нужно извиняться перед ним, просить прощения, даже если сам ты считаешь, что ни в чем не виноват. Вот увидишь, это возымеет свое действие. Заговаривай с ним, когда можешь, будь приветлив, когда он заходит к тебе в магазин. Ну что тебе стоит сказать ему: «Добрый день»? Бальдассерони ничем не хуже всех прочих людей, к тому же он -друг. Нет, он не червяк. И не забывай об этом. Когда в тебе заговаривает естественное чувство, когда оно разрастается и вонзается в голову, словно жало ядовитой змеи, ты должен вспомнить, что говорил о дружбе Создатель: дружба священна. Вдумайся хорошенько, что плохого тебе сделал Бальдассерони, чтобы так его ненавидеть? Во имя дружбы можно подавить в себе даже ненависть. Если забудешь об этом, потеряешь единственного друга, который у тебя есть.
Когда Бальдассерони уголком глаза пытается прочесть адрес на конверте, не прячь письмо, а, наоборот, открой перед ним все свои ящики. Когда он читает тебе газетную хронику, ты должен проявить к ней живой интерес. Не надо зевать, потому что каждый твой зевок уносит частицу вашей дружбы, зевок — это дверь, распахнутая для накопившегося у тебя внутри естественного чувства. При каждом удобном случае ты должен желать ему богатства и ценных кусков мрамора, но так, чтобы он этого даже не заметил, мысленно. Добрые пожелания не дают немедленных результатов, лишь со временем они тоже приносят свои плоды. Зачем тебе все это нужно? Затем, что Бальдассерони — друг, а дружба, как учит Создатель, священна.
По правде говоря, я соврал, сказав, что у меня есть жена. Никогда у меня не было ни жены, ни кого-либо в этом роде. В качестве ее прообраза я взял одну свою соученицу, которая, женись я на ней, стала бы точно такой, какой я ее здесь описал. Но я не соврал, сказав, что живу в квартале Монтеверде Веккьо. У меня там маленькая квартирка, в которой я стараюсь бывать как можно реже. Главный ее недостаток — деревья, сующие свои ветви прямо в окна, и совы, устраивающиеся на этих ветвях по ночам. Как раз напротив моего дома находится вилла Шарра, а чуть поодаль — Вилла Дориа Памфили. Там приют сов. Ночью сотни сов спускаются в город и рассаживаются на куполах и деревьях.
Многие из них задерживаются у моего дома, заглядывают в окна, смотрят на меня через стекло, словно просят, чтобы я их впустил. По ночам я часто просыпаюсь от их крика.
В ночь перед тем как я встретил Мириам в спортзале Фурио Стеллы, одна сова разбудила меня своими криками. Я поднялся и ушел ночевать в заднюю комнату при магазине. С тех пор я больше не сплю дома. Я никогда бы не привел женщину в свою квартиру, и поэтому мне приходится придумывать всякие предлоги, например говорить, что я женат. Надо признаться, что Мириам я никогда не говорил, будто у меня есть жена, по-моему, она сама так решила. А может, она считает, что я живу с родными, или вовсе об этом не думает. В общем, мы с ней никогда об этом не говорили, а если ты с самого начала о чем-то не сказал, то потом сказать становится все труднее— Но я же понимаю, что Мириам надоест встречаться со мной в задней комнатке магазина, и ясно, что Бальдассерони воспользуется этим и попытается соблазнить Мириам.
Может, он уже сейчас думает о том, как бы заморочить ей голову, вынашивает свои дьявольские планы. Или даже приступил к их осуществлению. Я всегда догадывался, что свои мраморные шары он коллекционирует с какой-то задней мыслью. На эту тему можно каламбурить и приводить всякие аналогии до бесконечности. Должен признать, что коллекция у него необычная и девушке трудно устоять перед желанием познакомиться с ней. Может, он даже скажет Мириам: бери любой шар, я тебе его дарю. Польщенная Мириам возьмет первый попавшийся шар и положит его в сумочку. Этим она как бы подпишет свой приговор. Ну да, я уже вижу, как она позволяет себя обнять и увлечь на диван, вижу, как они целуются…
Давайте рассуждать здраво. Я совершенно не уверен, что два дня тому назад Бальдассерони видел, как она выходила из моего магазина. Если он ее не видел, то как он мог пойти за ней следом? Уж лучше бы мне было тогда его впустить, а не захлопнуть дверь у него перед носом. Теперь бы меня не одолевали сомнения и я бы не представлял себе, как он сел в машину и поехал следом за такси, в котором была Мириам. Если он это сделал, то теперь они вполне могут лежать на диване в обнимку. Где? Дома у Бальдассерони. Живет он один, у него есть приходящая прислуга, диваны всегда в порядке и кровать тоже. Он, конечно, потянет ее на диван, а не на кровать — так приличнее. Бальдассерони такой лицемер.
Я чувствую, как от гнева во мне закипает кровь. Разве устоишь тут за прилавком? И я проклинаю эту привязывающую меня к месту профессию, этот запах гуммиарабика, старых чернил из чернильных шариков и плесени, запах, который в прежние времена был отрадой всей моей жизни. Я спрашиваю себя, неужели Бальдассерони удастся совратить Мириам при первом же свидании? А что, тебе… разве это не удалось? Помнишь ночь, проведенную на холме Джаниколо? Как ты все это провернул! Каким бы отвратительным тебе ни казался Бальдассерони, ты прекрасно сознаешь, что мнение мужчины о мужчине в данном случае не имеет никакого значения. Ты сам тоже довольно нелеп со своими длинными, не по росту, ногами и узкими, как у китайца, глазками. И все-таки ты Донжуан -это тебе прекрасно известно. Ну вот. Теперь я их уже вижу в постели… Он затащил ее в комнату, гасит свет. Я еще различаю их фигуры в лучах уличных фонарей. Они на кровати. Мириам пытается сопротивляться, говорит «нет», но сама не вырывается, уступает ему, уже уступила, их тела извиваются, я слышу голос Мириам, резкий крик…
Набережная мокра от дождя. Я стараюсь отвлечься, глядя на окна по ту сторону моста, на загорающиеся и гаснущие огни. Я стою спиной к дому Бальдассерони. Потом поворачиваюсь, чтобы сквозь ветви деревьев увидеть его окна. Завтра куплю мощный бинокль, поднимусь на террасу здания, что напротив, на другом берегу Тибра, и загляну в окна Бальдассерони. Но боюсь, что из-за деревьев не смогу ничего разглядеть. Дождь прекращается. Спустившись по ступенькам, подхожу к парадному. Должно быть, я уже давно здесь маячу, потому что портье приглядывается ко мне и спрашивает, кого я ищу.
Никого я не ищу, я здесь случайно, а остановился потому, что услышал крики, долетавшие из какого-то окна. Кричала женщина. Вы не видели, в этот подъезд не входила женщина, девушка? Но кто вам все-таки нужен? Да никто мне не нужен. Из окна до меня донеслись крики.
Портье пожимает плечами и уходит к себе в привратницкую. Пусть хоть ее убьют, какое ему до нее дело? Итак, ничего. Я ухожу. Последний взгляд на окна. Свет в них погашен. Ну, естественно.
Не могу больше оставаться в магазине, давление у меня повышается, чувствую, что я сейчас просто лопну. Вы — материя, а я — разум, говорю я себе, но логической связи в этом противопоставлении, по-моему, не так уж много.
Давайте разберемся. Я знаю, что все это недоказуемо, хотя и возможно. Мне же надо постараться исключить само подозрение, но для этого есть один лишь способ, а он-то как раз и невозможен. Чтобы Бальдассерони и Мириам не встретились, мне следует убрать одного из них, однако я тут же отгоняю от себя эту мысль. Предположим, что Бальдассерони даже не заметил, как Мириам выходила из магазина, предположим, что он даже не подозревает о ее существовании. Но разве не мог он встретить ее в каком-нибудь другом месте? В баре, например, в табачной лавке, на улице? Как обычно встречают женщин? Почти всегда случайно. Как встретил ее я? Я встретил ее случайно в спортзале Фурио Стеллы. Все, что было между Мириам и мной, может повториться и между Мириам и Бальдассерони. Если он пока еще не ее любовник, то может стать им завтра или даже сегодня. Вот сейчас, когда я шагаю под дождем по набережной, Бальдассерони, возможно, раскрывает свой зонт над Мириам на какой угодно римской улице. И вот они уже садятся в его машину. Он предложил довезти ее до дома, и она согласилась. Бальдассерони долго петляет по городу, говорит, что удобнее ехать по Олимпийскому шоссе, через Акуа Ачетоса, а сам останавливает машину на темной боковой улочке. Я вижу их в салоне стоящего в темном уголке автомобиля. Местечко там пустынное, разумеется. Бальдассерони чувствует себя уверенно. Ну да, вот он склоняется над ней. А она, откинувшись назад, устраивается на сиденье, чтобы удовлетворить его желание. Машина начинает раскачиваться.