Книга Банальная жизнь - Татьяна Герцик

На вахте стояли двое, подтянутый немолодой мужчина, явно бывший военный, и молодой самоуверенный парень, оба в пестрой камуфляжной форме. Вход в здание перегораживал блестящий металлический турникет. Парень, окинув меня пренебрежительным взглядом, сухо спросил:

— Вы к кому?

Как можно тверже, ведь для попрошаек главное — уверенность, я ответила:

— К начальнику.

Он уточнил:

— К какому?

Пошарила глазами по стенам, но никаких сведений о руководстве не нашла. Пожала плечами.

— Да мне всё равно, к какому.

Парень не отставал:

— У вас договоренность?

Вот ведь прилип! Пришлось признать:

— Нет, договоренности нет.

Тут подключился тот, что постарше.

— А по какому вопросу?

— По поводу аренды площадей. — Врать, так с размахом. Главное, — прорваться. А там видно будет.

С сомнением глядя на меня, старший поднял трубку и что-то спросил. Потом повернул турникет и приглашающе взмахнул рукой.

— Третий этаж, кабинет триста второй. Менеджер по связям с общественностью. Только сначала запишитесь, пожалуйста.

Если бы только записаться, а то пришлось показать и паспорт и удостоверение. Хорошо, профком в свое время не поскупился и всему составу дворца сделал вполне приличные удостоверения личности. Так что моя начальственная должность — заведующая — на этот раз принесла некоторую пользу.

В триста втором сидел важный господин в черном траурном костюме и с такой же физиономией. Мне сразу стало ясно, что здесь мне ничего не отломится. Нечего и время терять. Но я упрямо, раз уж пришла, изложила свою просьбу. И лишний раз убедилась в своих способностях физиономиста. Он раздраженно сказал:

— Такие вещи, милая дама, — это прозвучало у него на редкость неприятно, — так не делаются. Сначала надо написать письмо, мы его рассмотрим, учтем все обстоятельства, потом пошлем официальный ответ.

Конечно, с отказом, в этом у меня сомнений не было. Попыталась объяснить еще раз — время истекает, и не по моей вине. Но до господина ничего не дошло. С брезгливым выражением лица, ясно обозначавшим: много-вас-таких-здесь-ходит, он поднялся и стал вытеснять меня из кабинета. Мне ничего не оставалось, как выйти. Он вышел тоже, намереваясь выпроводить меня из здания и, как водится, сделать втык охранникам, которые здесь были вовсе ни при чем. Настроение упало, да и отношение к себе, хотя и не раз уже испытанное, коробило.

Мы молча шли по коридору, когда открылась дверь приемной, и из нее вышел высокий импозантный мужчина с Владом. Я заметалась, пытаясь спрятаться, но поздно. Влад меня уже увидел и, перерезав дорогу, обрадованно спросил:

— Яна! Какими судьбами?

Кисло поздоровавшись, попыталась отвертеться от разговора, заявив, что спешу и мне ничего не надо. Почтительно изогнувшись перед начальством, траурный господин тут же меня заложил:

— Она у меня деньги пыталась выманить на какие-то газеты. — Выговорил он это так, будто при этом я ему угрожала по меньшей мере пистолетом.

Почему он решил, что подписка на периодику криминал, не знаю. Наверное, подумал, что я многих таким образом облапошила. Но вместо ожидаемого возмущения услышал:

— И сколько?

Я хмуро признала:

— Почти пятьдесят тысяч.

Влад посмотрел на господина.

— Дали?

Он гордо отринул обвинение в бесхозяйственности:

— Нет, конечно. К тому же ей прямо сейчас надо, немедленно.

Влад обернулся к мужчине, судя по тому, как подобострастно здоровались с ним все пробегавшие мимо сотрудники, директору этой конторы, и требовательно спросил:

— Дашь?

Тот, не выказывая ни грана удивления, согласился:

— Если надо.

Влад кивнул головой:

— Надо, Виктор, надо. Будем спасать отечественную культуру от падения.

При этих словах они укоризненно посмотрели на меня, отождествляя с этой самой безнравственно — упадочной культурой, и я сконфужено покраснела. Вполне насладившись пурпурным цветом моего лица, директор дал распоряжение несколько увядшему от такого поворота сотруднику:

— Александр Васильевич, возьмите у дамы счет и примите меры для его срочной оплаты. — Мне очень понравилось, что он подчеркнул слово «срочной», от которого у траурного господина лицо вытянулось еще больше. — Можете взять наличные в кассе и лично оплатить счета на почтамте. Не забудьте проследить, чтобы бухгалтеры оформили налоговый вычет.

Тот с недоуменным выражением лица, но не пытаясь протестовать, довольно вежливо попросил у меня счета. Протянув их ему, я сконфуженно проговорила:

— Давайте я с вами, а то неудобно…

Он счел мое предложение вполне справедливым, но Владу это не понравилось. Втиснувшись между мной и господином, он подхватил меня под руку и твердо заявил:

— Э, нет, не выйдет! Мы сейчас идем обедать, а то у меня с утра в животе голодный бунт. — И, кивнув на прощанье мужчинам, повлек меня к лифту.

У траурного господина взгляд затуманился еще больше. Ситуация сложилась загадочная. На родственницу я явно не тянула, у Влада таких бедноватых родственников в принципе быть не может, к тому же с родственницей он вряд ли бы обращался так по-панибратски. На любовницу тоже, старовата, да и одета опять-таки не подобающим образом. Так кто же я? Вот вопрос, который явно будет мучить его весь сегодняшний день.

Влад завел меня в лифт и нажал на кнопку первого этажа. Я не отказала себе в удовольствии его слегка подколоть:

— Что, ножки болят, пройтись один этаж невмочь?

Он неожиданно согласился:

— Ага, и еще как. Перетренировался вчера на тренажерах. Из-за тебя, между прочим.

Я поперхнулась от неожиданного укора.

— Почему это из-за меня?

Он доверительно склонился ко мне.

— Напряжение сбросить хотел. Под холодным душем стоять надоело.

От такой откровенности меня прошиб озноб и я отвернулась, стараясь скрыть вновь запылавшее лицо.

Приблизился ко мне и нежно провел ладонью по щеке.

— Как же я соскучился. Думал, пройдет и забудется, ан нет…

Мне показалось, что сейчас он начнет меня целовать, и я испуганно отшатнулась к противоположной стороне просторного лифта. Он хмуро проследил за моими рывками, потом взял за руку и извлек из остановившейся кабины. Охранники при его появлении подтянулись, были бы на них фуражки, непременно отдали бы нам честь. Но на бесстрастных физиономиях не отразилось ничего. Я была уверена, что и после нашего ухода они ни слова не скажут друг другу о нашей странной парочке, по армейским законам начальство не обсуждается, это правило любого приличного военного.