Книга Испанские каникулы - Софи Кинселла

Она резко оборвала все оставшиеся лепестки и бросила через перила балкона.

— Я понимаю. — Филипп приблизился и обнял ее за плечи. Он взглянул на голый стебелек в руке Хлои и приподнял брови. — Бедный цветок.

«А как насчет бедной меня? — подумала обозленная Хлоя. — Как насчет бедных нас?»

Вдруг ей показалось, что она сейчас закричит. Ее угнетало присутствие Филиппа, его апатия. То, что он смирился с обстоятельствами. Почему он не сердится, как она? Почему не разделяет ее возмущение? У Хлои было такое ощущение, будто ее слова проваливаются в мягкую, безразличную пустоту.

Взглянув искоса на лицо Филиппа, она заметила, что тот смотрит куда-то вперед и морщит лоб, погрузившись в свои тревожные мысли. Хлоя вдруг осознала, что он размышляет вовсе не об отпуске. Он по-прежнему мыслями в Англии, в своем бесплодном беспокойстве. «Даже не пытается отвлечься!» — с возмущением поняла Хлоя.

— О чем ты думаешь? — спросила она, не сдержавшись, и вид у Филиппа сделался виноватый.

— Ни о чем, — ответил он. — Так, просто.

Он повернулся к Хлое и изобразил улыбку, но Хлоя на нее не ответила.

— Я выйду, — сказала она внезапно и отстранилась от его прикосновения. — Поброжу в саду.

— Ладненько, — отозвался Филипп. — А я спущусь на кухню и сооружу для нас чего-нибудь на ужин.

— Отлично, — сказала Хлоя, не оглядываясь. — Как хочешь.

Хью стоял у ванной комнаты во второй спальне, наблюдая, как Аманда смывает солнцезащитный крем с плеч Октавии.

— Отвратительно, — отрывисто произнесла Аманда. — Только посмотри на нас! Запертые тут, как в клетке…

— Вообще-то клеткой это назвать трудно, — возразил Хью, оглядев просторную ванную комнату, отделанную мрамором. — И они имели полное право занять ту комнату.

— Я понимаю, — процедила Аманда. — Но мы не затем ехали на отдых, чтобы нас выжили из нашей комнаты люди, которых мы первый раз в жизни видим. В смысле — это же даже не наши друзья. Мы ничего о них не знаем!

— Ну, на вид — милые люди, — помолчав, произнес Хью. — Очень милые.

— Тебе все кажутся милыми, — отмахнулась от его слов Аманда. — Тебе даже та женщина через дорогу казалась милой.

— Мама! — взвыла Октавия. — Больно!

— Аманда, может, давай я? — предложил Хью, шагнув к ванне.

— Не надо, все в порядке, — вздохнув, ответила Аманда. — Пойди выпей джина с тоником. Я скоро. И Дженна вот-вот подойдет.

— Да мне не трудно, — сказал Хью. — Я могу и уложить детей спать.

— Послушай, Хью, — произнесла Аманда, повернувшись вполоборота. — У меня и так был долгий день. Я просто хочу отправить их в кровать как можно скорее, а потом, может быть, нам удастся расслабиться. Ладно?

— Ладно, — помедлив, отозвался Хью. Он заставил себя улыбнуться. — Ну, спокойной ночи, девочки. Приятных сновидений.

— Спокойной ночи, папа, — хором послушно отозвались малышки, едва взглянув на него, и Хью тихо вышел из ванной, ощущая привычную боль в груди.

У двери он столкнулся с Дженной, которая несла две пижамы.

— Привет, — сказала она и сунула пижамы ему. — Вы не знаете, это те, что надо?

Несколько мгновений Хью смотрел на узорчатые хлопчатобумажные пижамы, на крохотные рукава и миниатюрные карманы.

— Пожалуй, да, — некоторое время спустя ответил он. — Но это вообще-то не в моей компетенции.

И он быстро двинулся прочь, пока девушка не сказала ему еще чего-нибудь. Он прошел на кухню, отыскал там шкафчик, заполненный бутылками, и медленно, методично принялся смешивать себе джин с тоником.

Не в его компетенции. Печальная истина заключалась в том, что все касающееся дочерей было не в его компетенции. Каким-то образом за пять лет, прошедших с момента рождения Октавии, он превратился в отца, не знающего собственных детей. В отца, который столько времени проводит в офисе, что зачастую целую неделю вообще не видит дочерей. В отца, который понятия не имеет, во что его дочери любят играть, какие передачи смотрят по телевизору или даже что они любят есть. А спрашивать теперь было уже как-то неловко.

Хью глотнул джина, закрыл глаза и с наслаждением вдохнул запах. Ежевечерний джин с тоником сделался одной из его опор наряду с газетой и, позднее, электронной почтой. Когда Беатриса отказывалась идти с ним слушать вечернюю сказку и ударялась в рев, требуя маму, Хью отворачивался и прятал бесстрастное лицо за газетой. Когда Аманда с девочками уходили в субботу по утрам на занятия балетом, Хью садился за компьютер, проверял почту и печатал ненужные ответы. Иногда он перечитывал одно и то же сообщение по десять раз кряду.

Когда с почтой бывало покончено, а они все еще не возвращались, Хью брался за какую-нибудь корпоративную задачу, привлекшую его внимание за последнее время. Он читал данные, обрабатывал информацию, затем закрывал глаза и погружался в мир, который знал лучше всего. Он сидел в тишине, разрабатывая альтернативные стратегии, словно шахматист или штабной генерал. Чем сложнее была задача, чем больше внимания она требовала — тем лучше. Некоторые из самых удачных его работ были выполнены по субботам.

Хью знал, что Аманда частенько называла его трудоголиком, закатывая при этом глаза. Ее подруги сидели в безукоризненной кухне, пили кофе и отпускали сочувственные замечания. «Ты же все равно что мать-одиночка, — негодующе говорили они. — И что только творится с современными мужчинами?»

Три года назад Хью явился домой замерзший и усталый с предложением, которое он обдумывал всю дорогу. Он собрался оставить свою нынешнюю работу в компании и сделаться независимым менеджером-консультантом. Конечно, деньги будут не те, но зато можно будет работать дома и проводить больше времени с ней и детьми.

Редко ему доводилось видеть Аманду в таком ужасе.

Хью сделал еще глоток, затем перешел из кухни в гостиную, а потом вышел через балконную дверь в сад. Небо сделалось темно-синим, а воздух — теплым и недвижным. Да, за садом Джерарда ухаживал человек, смыслящий в своем деле. Кусты были подстрижены, цветы аккуратно рассажены по клумбам, из маленького источника с каменистым ложем текла холодная чистая вода. Хью стало любопытно, далеко ли течет ручеек. Он свернул за угол и застыл.

У стены стояла Хлоя, спрятав лицо в ладони, словно при молитве. Хью тут же попытался отступить, но Хлоя услышала шум и подняла голову. На щеках у нее играл румянец, а голубые глаза полыхали каким-то чувством, непонятным Хью. Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, затем Хью, не придумав ничего лучшего, приподнял бокал.

— Твое здоровье. За…

Он пожал плечами.

— За удачный отдых?

От сарказма, прозвучавшего в голосе Хлои, Хью передернуло.

— Да, — отозвался он. — За удачный отдых. Почему бы и нет?