Книга Мы здесь эмигранты. Парижское таро - Мануэла Гретковска
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жрицы Астарты – храмовые проститутки, или «святые блудницы». В библейском словаре я обнаружила, что проституция – синоним идолопоклонничества. Кадош Brtnp, или кадоша гдоПр означает юношу или девушку, которые поклоняются идолам, принося в жертву свою невинность и прелюбодействуя. Слово, означающее святость, ритуал, очищение тоже звучит как кадоша. Двойное значение слова кадоша рПр (святость, проституция) сохранило в себе историю перехода от храмовой проституции последователей Астарты к признанию их обыкновенными проститутками.
Святая – проститутка, что может быть проще (Симон Волхв говорил по-еврейски), чем переход между идентично звучащими словами кадоша.
В гностицизме человеческая душа – «падшая» душа и поднимается к Плероме, достигая совершенства. Мария Магдалина, грешница с Башни, каялась, чтобы подняться к совершенству.
Благодаря сегодняшнему открытию я могу несколько дней не прикасаться к книгам. Дам себе заслуженный недельный отпуск.
Мой первый Новый год в Париже. Мы с Цезарием были у Триумфальной арки – трудно сказать точно, на балу, на гулянье или на приеме, поскольку все зависит от того, о каком моменте мероприятия говорить. Около полуночи прибежал распорядитель, схватил мегафон и помчался устраивать хэппенинг на Елисейских Полях. После новогоднего тоста мы пошли посмотреть новогоднее безумие на улицах. Безумие тянулось от площади Звезды до площади Согласия, все друг с другом целовались. Чтобы избежать обязательных поцелуев с проходящими мимо нас радостно распевающими французами, алжирцами и американскими туристами, мы брели сквозь толпу, страстно обнимаясь. Занятые долгими поцелуями, мы видели немного: пару американцев, закутанных в одну куртку с капюшоном и сидя занимающихся любовью прямо у Триумфальной арки; джентльменов в возрасте от десяти до девяноста лет, стоявших в ряд и дружно мочившихся на угол роскошного здания. Меньше нас видели, наверное, только водители машин, застрявших в толпе. По стеклам экипажей стекало шампанское, и время от времени кто-нибудь особо приветливый пытался целовать пассажиров сквозь щель опущенного стекла.
Смеющиеся итальянцы вылезли из своего экскурсионного автобуса, раскачали его и опрокинули с криком: «Viva Italia!»[32]Они были пьяны настолько, что блаженно улыбались бегущим к ним ребятам из CRS.
Ora et labora, labora, labora.[33]После каникул трудно возвращаться к книгам. Я пытаюсь сделать немного заметок в библиотеке, но вскоре спускаюсь вниз выпить чаю и подумать. В полдень отказалась от работы вообще и решила пообедать в «Макдоналдс». Когда несла поднос, поскользнулась и рассыпала второе блюдо. Вазочка с мороженым разбилась вдребезги. Ко мне тотчас же подбежал молодой человек из персонала и проводил к кассе. У меня с собой было только пять франков. Девушка в кассе не потребовала с меня никаких денег за ущерб, наоборот, положила на мой поднос то же, что я заказывала раньше, и еще извинилась за скользкий пол, на котором так легко потерять равновесие.
Леность – грех, а грешить приятнее всего сообща, поэтому я позвонила Цезарию, договорилась пойти в кино. Мы купили белое бордо и попивали его, смотря «Мои ночи прекраснее ваших дней» Жулавского.[34]История тридцатилетнего компьютерного гения, узнавшего, что его мозг пожирает новообразование, – таков более или менее сюжет, а потом уже только Жулавский: дивные образы, безумие, метафизические трактаты, и все в конце концов тонет в умиротворяюще колышущемся океане.
«Дьявол» Жулавского – лучший польский фильм. Шедевр человеческого и нечеловеческого гения, не для тех, кто воспитан на фильмах нравственного беспокойства. «Дьявол»? Символический фильм? Показать изнутри. высотное здание и «Фиат-126р» плюс душевный разлад благородного Малиняка, который не хочет брать взятки, – это понятно, но показать изнутри душу – не совесть, только душу, – этого показать нельзя, поскольку этого нет. Малиняк есть, души Малиняка нет. Я ничего не имею против фильмов «морального непокоя», мне только жаль фильмы, которые никогда не были созданы, поскольку они слишком прекрасны для того, чтобы быть понятными. «Дьявол» – фильм метафизический, исторический, современный (март 1968). События двухвековой давности соединились с событиями недавнего прошлого в то самое польское настроение – траты сил в безумии невозможности и оправданий очевидной измены интересами государства.
Откуда дьявол, если все потеряли свободу и некого уже искушать? Главный герой просидел начало третьего раздела Речи Посполитой в заключении, поэтому не имел возможности, как другие, изменить свои взгляды и подчинить свою точку зрения мягкой эволюции, ослепляющей рассудок. Живя так, словно Польша еще существует, он ведет себя как свободный человек, что и впрямь напоминает безумие. К последнему человеку, обладающему свободой воли, подступает дьявол и искушает. Искушает возвращением в измененную реальность. Говорили, что «Дьявол» эпатирует жестокостью. Те, кто привык к буквализму комиксов, забывают, что в произведении искусства кровь бывает аллегорией. После просмотра фильма 1972 года становилось понятно, что Жулавский уедет из Польши – «пострадал за многих», подумал за многих, и больше он здесь не нужен.
Леность наказуема. Сегодня в библиотеке обрадованная Алиса выдала мне книгу, специально для меня отложенную: «Мария Магдалина и ее тайна» Жака Бонне. Я полистала, полистала – и уже знаю, что вся моя работа была напрасной. Книга Бонне издана в 1988 году… Если бы я приехала во Францию годом раньше, всего лишь годом раньше! Теперь моя работа будет признана плагиатом. Я брела домой в состоянии полного упадка – не буду ничего больше делать, полгода потеряно впустую. Цезарий попытался меня утешить:
– То, что ты пишешь, идентично тексту Бонне?
– Да, и он написал больше, чем я, о башне и о числе семьдесят семь.
– Но там наверняка нет ничего о Елене, Симоне Волхве, нет объяснения связи между блудницей и святой, нет о Вифании.
– Нет, но он тоже напал на след Софии и сделал гениальный комментарий к Песни Песней, – причитала я. – Ничего больше не напишу, тему менять слишком поздно, осталось полгода.
– Не хочешь писать – марш работать! Забыла уже, как мыла полы и работала по ночам на очаровательнейшем консервном заводе? – глумился Цезарий.
