Книга Иванов и Рабинович, или "Ай гоу ту Хайфа!" - Владимир Кунин

Когда «Опричника» в родных кильблоках, установленных на какие-то огромные салазки, трактор-тягач по аппарели втаскивал в гигантское чрево Лехиного самолета, казалось, что сказочный кит с распахнутой пастью заглатывает маленькую, робкую сардинку!

Таких невероятных самолетов, с печально опушенными концами крыльев, с четырьмя циклопическими двигателями, висящими на пилонах у самой земли, ни Арон, ни Вася, ни даже Марксен Иванович никогда не видели.

Они стояли с раскрытыми ртами, а командир этого фантастического летающего сооружения — уже не в кителе, а в аккуратной кожаной куртке, абсолютно трезвый и чисто выбритый Леха Ничипорук горделиво усмехался и говорил:

— Это же не аппарат, это же чудо! А, Марксен Иванович?

И Марксен Иванович мог в ответ только потрясенно развести руками…

Потом это чудовищное, до уродливости пузатое дитя суперсовременной авиационной техники взревело всеми двигателями, коротко пробежалось по взлетной полосе и вдруг круто взмыло в серое ленинградское небо, с каждой секундой становясь все изящнее, стремительней и прекрасней…

В кабине летчиков, в левом командирском кресле, за штурвалом сидел теперь жесткий, предельно собранный подполковник Леха Ничипорук.

Справа от него — второй пилот майор Аркадий. Где-то далеко внизу и впереди штурман капитан Митя.

А за спинами командира и второго летчика — радист, техники, стрелки, инженер… все с наушниками на головах, с ларингофонами на шеях. Каждый на своем месте. Каждый делает свое дело. Каждый понимает друг друга с полуслова.

— Штурман! — хрипит Ничипорук в ларингофон.

— Слушаю, командир! — мгновенно откликается Митя.

— Займем эшелон, свяжись с нашей базой тяжелых вертолетов, с полковником Казанцевым!

— Есть, командир!

— Когда выйдет на связь, пусть переходит на наш канал. Он знает. Понял, штурман?

— Так точно, командир!

Второй летчик понимающе улыбнулся. Ничипорук подмигнул ему:

— На хер мне нужно, чтобы мои разговоры с Гришкой Казанцевым на магнитку писались! Имел я их всех в виду…

В огромном дрожащем фюзеляже раскрепленная яхта занимала в лучшем случае одну треть пространства, а сидящие на откидной скамейке Марксен Иванович, Арон и Вася казались маленькими и несчастными существами, замурованными в гигантский железный ящик.

Марксен Иванович вязал свою нескончаемую жилетку, Арон дремал, а Вася хлопотливо проверял документы:

— Паспорт раз… Паспорт два… Паспорт три. Есть!.. Справка на валюту… Кот наплакал! Есть… Технический паспорт… Есть… Регистровое удостоверение? Есть!.. Слава богу! Марксен Иванович… У вас приглашения с собой?

— Да, Васенька.

— Оба экземпляра?

— Оба, оба. Не волнуйся.

Они даже не заметили, как к ним подошел Ничипорук.

— Ну, как, мужики? Не душно, не тесно? — прохрипел он.

Арон всхлипнул со сна, открыл глаза:

— Все о'кей, командир. Садись, поболтаем…

— Да нет, — улыбнулся Лсха. — Мне рассиживаться некогда.

И вдруг на весь огромный самолет раздался искаженный динамиками голос штурмана Мити, включившего громкую связь:

— Командир! Полковник Казанцев на связи!

Леха нажал кнопку над головой Васи, прохрипел в решеточку:

— Понял. Иду, — отпустил кнопку и сказал: — Хочу с одним своим корешком, тоже афганцем, поболтать насчет вашей лодочки. Он жук, каких свет не видывал! У него в Одессе все схвачено.

И быстро ушел. Арон задумчиво посмотрел ему вслед:

— Вот от таких… никуда уезжать неохота!..

А Леха уже сидел в своем командирском кресле, для верности прижимал к горлу ларингофоны и говорил:

— Семнадцать метров… Ширина три десять… Высота от нижней точки киля до верхнего обреза каюты три, три с половиной… Тринадцать тонн. Ты там продумай, как эту мудянку застропить, а мы будем заходить на базу… Счас скажу… Штурман! Расчетное время посадки?

— Одиннадцать двадцать, командир!

— Слышал, Гришаня? Одиннадцать двадцать. И свяжись с Немкой Блюфштейном!.. Скажи, пусть своих чижиков из яхт-клуба соберет и встретит моих корешков прямо на воде!.. Мачту поставить, движок опробовать… Понял? Гриня! А когда ты мне пузырь коньяку отдашь? То есть, как это «какой»?! Ну, ты нахал!.. Кто на «Черноморец» ставил?! Ах, папа римский!.. Ну, Гриня!.. Шоб я еще с тобой хоть раз… Штурман! — в ярости заорал Ничипорук. – Куда связь делась?

— Командир! — истошно прокричал штурман Митя. — Я тут ни при чем! Полковник Казанцев послали вас на три буквы и сами отключились!

Спустя четыре часа где-то под Одессой на пыльном военном аэродроме в степи, неподалеку от стоянки таких же авиамонстров, как самолет Лехи Ничипорука, валялись на грязно-желтой земле ненужные теперь гигантские салазки и яхтенные кильблоки…

Рядом с ними стоял Леха Ничипорук со своим экипажем, еще полтора десятка военных и, хоронясь ладонями от встречного солнца, смотрели в южное синее небо…

…в котором плыла яхта «Опричник», бережно подхваченная огромным тяжелым боевым вертолетом с двумя винтами…

В кабине вертолета за рукояткой управления сидел полковник в форменной рубашке с погонами, в каких-то импортных расписных шортах и пижонских кроссовках. Его фуражка и брюки висели за пилотским креслом.

На голове у него был белоснежный пластмассовый шлемофон с вмонтированными атрибутами переговорного устройства и задранным вверх черным солнцезащитным забралом. Сбоку шла короткая дужка с микрофоном, в который полковник и говорил:

— Не, ты можешь себе представить, Нема?! Он еще Москву не прошел, только-только эшелон набрал, а уже вызвал меня на связь и стал требовать тот коньяк!.. Ну, ты помнишь!.. «Черноморец» — «Спартак»! Кошмар! Этот Леха — такой жучила!.. «С одесского кичмана бежали два уркана…» Так вот один из них был Леха Ничипорук! Чтоб я так жил, Нема!

В яхт-клубе Одесского военного округа, на самом конце длинного бона, далеко выходящего в море, на колченогом столике стояла переносная армейская рация. Около нее на складном стульчике сидел человек в одних плавках, с золотой звездой Давида на шее и точно таком же шлемофоне, как и командир вертолета. Это был Нема Блюфштейн.

Вокруг него стояли несколько человек. Сбоку у бона был пришвартован катер.

— Ой! Гриня!.. Я тебя умоляю!.. — сказал в микрофон Нема с неистребимым южно-одесско-черноморско-еврейским акцентом. — Вы таких два сапога пара, что только поискать!..

— Я?! — раздался в выносном динамике возмущенный голос Грини. — Я же по сравнению с Лехой — слепой котенок! Леха — удав!!!

— Это ты мне будешь говорить? — спросил Нема в микрофон. — Или это не я отлетал с тобой одиннадцать лет?! Или это был какой-то другой майор Блюфштейн?