Книга Тишина - Питер Хег

Женщина встала. Весь вид ее говорил о том, что за сорок лет она не встречала такой истерики, с которой невозможно было бы справиться. Открыла входную дверь и вышла. Он закрыл ее за ней и запер. Она обернулась и стала разглядывать его через стекло.

Письменный стол был пуст, но в первом же выдвинутом им ящике лежали списки телефонных номеров. Он нашел местный номер Лоне Борфельдт и набрал его. Она сразу же сняла трубку.

— Это из вестибюля, — сказал он. — Здесь стоит внушающий доверие молодой человек с ценным почтовым отправлением, я пропущу его.

Он положил трубку. Под номером телефона был написан ее домашний адрес, почтовый округ — Родвад, он записал адрес на лотерейном билете. Женщина, стоящая снаружи, внимательно следила за его движениями. Он ободряюще помахал ей. Важно поддерживать эмоциональный контакт. Для внешних проявлений нашего подсознательного, которое мы вынуждены иногда отключать.

В коридоре были дубовые двери с табличками и званиями, мраморный пол и такая акустика, как будто посетитель по пути отбивает чечетку и поэтому всем мешает. Все это заставляло задуматься о том, действительно ли со времен рождения в хлеву Спасителя развитие шло исключительно по пути прогресса. Коридор заканчивался двойной дверью, он вошел и запер ее за собой.

Девяносто девять из сотни женщин боятся незнакомых мужчин, которые заходят в комнату и закрывают за собой дверь. Женщина, сидящая за столом, была сотой. В ее системе не прозвучало даже шепота беспокойства. Он мог бы расстегнуть брюки, продемонстрировав эрекцию, а она бы даже не сняла ноги со стола.

— Я работаю с детьми, — сказал он, — у меня есть маленькая ученица десяти лет, которая рассказала мне о вас.

У нее было все. Ей вряд ли было больше сорока. У нее был возраст, уверенность в себе, образование, звания, деньги, бизнес, и, хотя она и была в свободном черном шерстяном платье и сидела положив на стол ноги, он чувствовал, что сложена она так, что в любое время могла бы пройтись по подиуму, демонстрируя коллекцию бикини. И скорее всего, прошлась бы, если бы могла выставить за это счет.

Единственным свидетельством неизбежной для всех нас расплаты были две длинные глубокие морщины, которые на десять лет раньше положенного времени пролегли от ноздрей по обе стороны рта.

— У нас здесь напряженный график, — заметила она. — Посетители обычно сначала звонят. Или пишут.

— Ее зовут Клара-Мария. Ребенок из детского дома. Из приюта Рабий. Ее похитили. Неизвестно кто. Ей удалось передать записку. В этой записке было ваше имя. И рисунок с изображением этой клиники.

Она сняла ноги со стола.

— Может быть, что-то и припоминаю, — сказала она, — повторите, пожалуйста, ее имя.

Не то что припоминала. Она прекрасно все помнила. Он молчал.

— Кажется, это был предварительный осмотр для научного исследования. В приюте. Для научно-исследовательского совета. Это было несколько лет назад. Возможно, девочка, носящая это имя, участвовала в исследованиях. По какой-то причине она это запомнила. Личного контакта практически не было.

— О каком исследовании идет речь?

— Это было давно.

— Сохранились ли какие-нибудь документы?

В обычной обстановке она бы никогда не стала отвечать на этот вопрос, но его внезапное появление повлияло на нее.

— Исследование так и не было закончено.

— И тем не менее?

— Это груда черновиков.

Он сел на стол. Если бы на Каспере было платье, он бы задрал его. Чтобы она смогла увидеть часть бедра.

— У меня денег куры не клюют, — сказал он. — Я не женат. Ничем не связан. Может, пригласите меня к себе домой? На чашку чая. И на шестьдесят черновиков из ящика?

Морщины обозначились резче. Она оттолкнула стул от письменного стола. Чтобы он мог увидеть всю ее фигуру.

— Вы говорите с женщиной, которая находится на восьмом месяце!

Она округлилась только вокруг самого плода. Формой живот напоминал яйцо птицы Рок.

— Это не помешает, — сказал он.

Челюсть ее начала отвисать. Он встал на колени перед ней и приложил ухо к ее животу.

— Мальчик, — констатировал он. — Немного учащенный пульс, около ста тридцати. Ре-бемоль мажор. С предчувствием ре-мажора. Там, где Близнецы переходят в Рака. Рожать должны где-то ко Дню святого Ханса.

Она отодвинулась назад, пытаясь уклониться от него. Он двигался за ней.

— Почему она написала ваше имя?

На лестнице были слышны шаги — женские и шаги двух мужчин. Стоит только какой-то ауре доверия образоваться вокруг мужчины и женщины, как внешний мир тут же готов все испортить: старшие медсестры, гневные мужья, коллективное бессознательное — какая тоска!

— Осталось совсем мало времени, — продолжал он. — У следствия нет никаких следов. Вы, наверное, последняя надежда.

Он положил руки на ручки стула, лицо его было совсем рядом с ее лицом, говорил он тихо.

— А если они убьют ее? И вы будете знать, что могли бы помешать им. Каждый раз, когда вы будете смотреть на своего собственного ребенка, вы будете думать об этом.

Она встала. Вся ее маска дала трещину, еще немного-и она полностью откроется.

— Кто такой Каин?

Кто-то рванул входную дверь. Не отрывая взгляда от женщины, он взялся за ручку стеклянной двери, она оказалась не заперта. Дверь вела на балкон. Один из тех балконов, которым порадовались бы Ромео и Джульетта. Пока еще могли радоваться.

Кто-то попытался выдавить дубовую дверь, это не получилось, чьи-то шаги удалялись в надежде найти ключ.

Через восемь часов он будет сидеть в самолете на пути в Мадрид. Он склонился к ней. На ее лице отразились все ее чувства. Он вдруг понял, что ей слишком страшно, чтобы она могла говорить. И оставил ее.

Он порылся в карманах. Нашел лотерейный билет, оторвал от него уголок, написал номер телефона своего вагончика. Она не двигалась с места, он раскрыл ее ладонь и вложил туда листочек.

Снаружи кто-то вставил в дверь ключ, Каспер открыл дверь на балкон и перепрыгнул через балюстраду.

Ромео повезло больше — ему не надо было сражаться с морским туманом и кислотным дождем. Медь была покрыта зеленым налетом, на мраморных перилах был сантиметровый слой зеленых водорослей — Каспер скользил, словно по зеленому мылу.

На лужайку он упал плашмя, так, что весь воздух был выбит из легких. Когда тебе шесть лет и это происходит впервые, ты думаешь, что это конец. Когда тебе сорок два, ты понимаешь, что так легко не отделаешься. Он сосредоточил внимание на звездном небе, чтобы не потерять сознание. Прямо над горизонтом стоял Телец, его собственное упрямое созвездие. Если бы в его распоряжении был телескоп и если бы сейчас было другое время года, то он бы в сочувствующих Рыбах увидел Уран — планету неожиданных поворотов судьбы.