Книга Рождество и красный кардинал - Фэнни Флэгг

— Вот как? — На самом деле Освальд ничуть не удивился. Дотти и одевалась как человек, искусствам не чуждый, — черный шарфик, бархатный берет.

— Да-да. Гринвич-Виллидж, самая настоящая богема. Дотти рассказывала мне, что собиралась стать второй Эдной Фербер или Перл Бак.[22]Не получилось. Пришлось поступить на службу.

— Ай, жалко, — сказал Освальд.

— Наверное. Но она молодец. Когда Дотти официально назначили начальником нашей почты, она пошутила: всегда, мол, хотела иметь дело с письмом, а стала письмоношей. Вроде бы и близко, да не совсем.

Освальд хорошо понимал, каково пришлось Дотти, сам когда-то мечтал о карьере архитектора — и всю жизнь проработал чертежником. Получается, его амбициям тоже не суждено было осуществиться, и у них с Дотти много общего, — вот Френсис бы обрадовалась, если бы узнала! Освальд понятия не имел, что в тайных планах Френсис Дотти Найвенс в качестве его возможной жены была второй в списке — на случай, если с Милдред ничего не получится. А ту поди пойми. Еще на первом ужине с Освальдом Френсис присматривалась-присматривалась, силясь хоть зацепочку обрести, и в конце концов принуждена была спросить напрямки: «Ну, что скажешь?» А сестра изобразила полное непонимание: «Насчет чего?» — нарочно притворилась, чтобы ее позлить. В этом вся Милдред — так она вам и проболталась, что у нее по правде на уме!

Воскресными утрами в Затерянном Ручье тихо-тихо. Почти все — и Бетти Китчен с матушкой тоже — отправляются в церковь в маленький городок Лиллиан. Френсис и Милдред уговаривали Освальда поехать с ними, но тот, как человек нерелигиозный, категорически отказался. Появился и еще один отказник — Клод Андервуд отбывал на рыбалку.

— Для меня предмет поклонения — форель, — заявил Клод во всеуслышание. — Лучше поторчать на реке, чем напяливать парадный костюм и париться в духотище.

Как-то в воскресное утро в начале января Клод плыл мимо причала, где Освальд, по уже заведенному обычаю, сидел с книгой. Клод повернул лодку в его сторону.

— Вижу, девчонки не утащили вас с собой в Лиллиан?

— Они пытались, но я не дался.

— Что поделываете?

— Да ничего. Просто наблюдаю.

— Не хотите со мной на рыбалку?

— Да я и рыбачить-то не умею. Разве что прошвырнусь вместе с вами. Можно?

— Конечно. Залезайте.

Было ясное яркое утро, небо сияло синевой, солнечные блестки сверкали на воде. В том месте, где река широко разливалась, Клод выключил мотор. Целые стаи пеликанов взмывали в воздух под самым носом, казалось, протяни руку — и коснешься птицы. Когда пернатые угомонились, опустилась тишина — только стрекотала катушка на спиннинге да шлепала по воде блесна. Освальд восхищался изяществом и легкостью, с какими Клод управлялся с рыболовными снастями.

В воздухе разлился далекий звон церковных колоколов.

— Где это? — спросил Освальд.

— За рекой креольская церковь. Если ветер дует с той стороны, слышно хорошо. — Клод засмеялся. — По субботам они еще и на своей музыке играют, кричат, вопят — словом, дают жару. Для них потеха — первое дело, вот что я про них скажу.

— А на наш берег креолы заплывают?

Клод вздохнул:

— Когда-то заплывали, сейчас нет.

— А какие они?

— Большинство — отличные ребята, лучше не бывает, последнюю рубаху готовы отдать. Одно время у меня было полно друзей среди креолов, но после истории между Роем и Джулианом мы не общаемся. Пришлось решать, за кого ты. Либо — либо. А креолы все родня друг другу и волей-неволей приняли сторону Джулиана, все до единого, а мы выступили за Роя. Прямо вендетта Хэтфилдов-Маккоев.[23]Мы не суемся к ним, они — к нам.

— А что случилось-то? — полюбопытствовал Освальд.

— Женщины разве вам не рассказывали?

— Нет.

Клод забросил спиннинг и принялся сматывать леску.

— Значит, лет семнадцать-восемнадцать тому назад у нас тут такая драма была… Ромео и Джульетта, да и только. Просто чудо, что никого не убили. Все долго висело на волоске — то на одном берегу неспокойно, то на другом. Рой поклялся, что убьет Джулиана, а Джулиан — Роя, до сих пор у них смертельная вражда. Стоит кому-нибудь из них оказаться на чужом берегу, гляди в оба.

В глазах Освальда Рой был человеком на редкость спокойным и уравновешенным.

— По-вашему, Рой взаправду готов был убить?

— Еще как. Уж поверьте мне на слово. И Джулиан тоже, если бы представилась возможность. Просто позорище. Ведь Джулиан фактически вырастил Роя, и Рой очень его уважал — до всей этой катавасии с Джулиановой дочкой. Подробностей я не знаю, это женщины в курсе. И те и эти были в чем-то правы, в чем-то нет, и если бы у Джулиана не взыграла гордость, все, глядишь, и обошлось бы.

— Да неужто?

— Вся штука в том, что в восемнадцатом веке весь округ Болдуин до самого Мобила принадлежал Лапондам. Прапрадедушка Джулиана получил эти земли в дар от испанского короля. Только за долгие годы семейство что-то продало, что-то проиграло в покер, что-то отдало мошенникам — и в конце концов у них осталась только земля на том берегу.

Из-за поворота показалась лодка, двое мужчин помахали Клоду:

— Клюет?

Клод помахал им в ответ:

— Не очень.

И продолжил рассказ:

— В общем, лет шестьдесят назад кое-кому из новоиспеченных фермеров, купивших землю в округе Болдуин, креолы пришлись не по вкусу — темный, невежественный народ, да еще католики, и выпить горазды, и неуживчивые какие-то. Пошли разговоры: пусть, мол, их дети не ходят в те же школы, что и наши. Какое-то голосование даже собирались проводить — но тут отец Джулиана взял дело в свои руки, запретил всем креолам появляться в школе округа и учредил свое собственное учебное заведение. Джулиан — тогда еще мальчишка — поклялся, что вернет себе дар испанского короля и погонит фермеров со своей земли… что-то в этом духе. Свою дочку Мари он хотел выдать за сына Вольтеров — и вернуть часть земли Лапондов, а Мари желала выйти за Роя. Говорю, я не в курсе, что там конкретно происходило, но закончилось все так: девушка вышла замуж за Вольтера, а Рой уехал из поселка и поступил во флот.