Книга Отец Кристины-Альберты - Герберт Уэллс

Мистер Примби уловил бы эти слова, но тут неряшливая девушка внезапно спросила, не думает ли он, что свастика — это символ, заимствованный с Атлантиды. Она спросила, а что, собственно, означает свастика — ей всегда хотелось это узнать, и он стал сдержанным и таинственным. Ей хотелось услышать побольше об одежде этого исчезнувшего мира, его общественном устройстве и обычаях, о его религии. Были ли женщины равноправными гражданками. Бесспорно, в этой компании она проявляла наибольшую и живейшую любознательность. Сребровласый человек словно бы посмеивался про себя.

Остальная компания уклонилась от темы, занявшись обсуждением вопроса, не отправиться ли на Бал Искусств в Челси под видом визитеров из погибшей Атлантиды. Многие их идеи мистер Примби находил банальными и пошлыми.

— Предоставьте нам неограниченную свободу, — сказал Гарольд Крам. — Мы могли бы изобрести оружие… обзавестись крыльями, если захотим. Магические карбункулы на наших щитах… расписанных золотом. Загадочные книги и таблицы. И особая завывающая барабанящая музыка — мья, мья, мья.

Он сморщил лицо и испустил нелепое мычание, иллюстрируя свое намерение, и покрутил пальцами в дополнение эффекта.

Бессмысленно спорить с таким фантастическим невежеством. Однако смуглую неряшливую девушку и кроткого мужчину с серебряными волосами мистер Примби продолжал негромко просвещать из-под завесы своих усов.

— Но откуда все это известно? — не отступала смуглая девица. — В Британском музее нет ничего.

— Вы забываете, — сказал мистер Примби. — Кха-кха, вольных каменщиков. Внутренние группы… традиции. Благодарю вас. Еще полрюмочки. А! Вы налили до краев. Благодарю вас.

Он говорил, но и осознавал, что между Кристиной-Альбертой и Уинтертоном что-то происходит. Вначале казалось, что это не имеет ни малейшего значения и является просто частью общей необычности этого обеда, но затем обрело огромное значение. Он увидел, что кулачок Кристины-Альберты лежит на столе, и внезапно рука Уинтертона накрыла его. Она отдернула руку. Что-то шепотом, и ее рука возвратилась. Еще миг — и руки оказались на расстоянии в пять дюймов, будто ничего и не было.

Он, вероятно, забыл бы это внезапное вторжение Кристины-Альберты в его внимание, если бы на стадии десерта не произошло еще кое-что. Представления Поппинетти о десерте воплощались в своего рода лотерее из грецких орехов — находя несгнивший, вы выигрывали, — комьев слипшихся, мятых фиников и полдесятка стойких яблок. Общество же засыпало стол ореховой скорлупой и позеленевшим, почерневшим и гнилостно-желтым ее содержимым, когда взор мистера Примби уловил второй упомянутый выше эпизод. Он увидел, как Тедди Уинтертон легонько провел ладонью по руке Кристины-Альберты до локтя. И рука по локоть не отдернулась.

В тот момент все громко говорили, и мистер Примби подумал было, что видел это только он один, но тут он поймал знающее выражение на лице сребровласого мужчины. Все было каким-то спутанным, и это кьянти — хотя оно и не пьянило вовсе — заставляло окружающее немножко плавать, но мистер Примби почему-то твердо знал, что сребровласый мужчина тоже заметил эту фамильярность исподтишка и что он тоже в целом ее не одобряет.

Следует ли обратить внимание? Следует ли сказать что-то? Пожалуй, потом. Пожалуй, когда они останутся вдвоем, можно будет спокойно спросить у нее: «Ты и этот молодой человек, Уинтертон, вы помолвлены?»

— Немножко слишком, — сказал мистер Примби, встретившись взглядом с сребровласым мужчиной. — Мне такое не по вкусу.

— Разумеется, — сказал сребровласый.

— Я с ней поговорю.

— Тут вы совершенно правы, — горячо сказал сребровласый. Очень положительный человек.

Шорохи, шелест, скрип отодвигаемых стульев. Поппинетти, повычисляв в блокнотике, подошел за деньгами.

— Я заплачу за нас, папочка, — сказала Кристина-Альберта. — Сочтемся потом.

Поппинетти в поклоне. Поппинетти справа от мистера Примби и слева от мистера Примби; несколько Поппинетти кланяются. Поппинетти энергично вручают шляпы и прочее. Поппинетти, куда ни повернись. Ресторан слегка вращается. Что, это кьянти оказалось крепче, чем давали понять мистеру Примби? Сколько-то Поппинетти открывают сколько-то дверей и говорят всякие вежливости. Выбрать дверь нелегко. Правильная с первого же раза! На улицу. Мимо проходят люди. Едут такси. И ни одного Поппинетти. Однако девушка не должна разрешать молодому человеку гладить себя по руке до локтя, когда это могут увидеть все. Это некорректно. Надо что-то сказать. Что-то тактичное.

Мистер Примби обнаружил, что идет рядом с миссис Крам.

— Так чудесно было слушать, как вы говорили о Новой Атлантиде, — сказала она. — Так жалела, что сижу не рядом с вами.

— Кха-кха, — сказал мистер Примби.

Что-то очень приятное в миссис Крам. Но что? Не так, чтобы жутко замужем, но вполне.

6

Мистер Примби полагал, что они возвращаются, чтобы выпить кофе, поболтать и лечь спать; он понятия не имел, какие необъятные просторы вечера еще простирались перед ним. Он пока еще ничего не знал о способности этого нового мира молодежи, в который ввела его Кристина-Альберта, засиживаться допоздна и особенно оживляться в глухие часы ночи.

И они пребывали в лихорадочно прерывистом оживлении час за часом. Мистер Примби кое-как осознал, что миссис Крам отвела особый «день» для вечерних сборищ в студии и что вечер, который он избрал для своего водворения туда, был как раз таким вечером. Заходили новые люди. Один из таких словно обладал особой значительностью. Явился он вскоре после возвращения от Поппинетти — очень толстый и широкий мужчина лет сорока с мучнистым лицом и одышкой, с чрезвычайно умными глазами под широким лбом и довольно дряблым брюзгливым ртом. Он держался с невольной настороженностью человека, считающего, что все указывают на него друг другу. Звали его, видимо, Пол Лэмбоун, и он написал очень много всякого. Все держались с ним чуть почтительно. С Кристиной-Альбертой он поздоровался крайне тепло.

— Ну-с, как новейший авангард? — сказал он, тряся ее руку, словно ему это очень нравилось, и говоря голосом удивительно жиденьким для такой корпулентной фигуры. — Как последний шаг прогресса?

— Вы должны познакомиться с моим отцом, — сказала Кристина-Альберта.

— Как, оно имеет отца? А я думал, оно просто выросло, как Топси, — из Ницше, и Бернарда Шоу, и всех прочих.

— Кха-кха, — сказал мистер Примби.

Мистер Лэмбоун обернулся к нему.

— Что за наказание — дочери! — сказал он, слегка поклонившись в сторону Кристины-Альберты. — Даже лучшие из них.

Мистер Примби ответил в духе родителя из Вудфорд-Уэллс:

— Она очень хорошая дочь, сэр.

— Да, но они не то, что сыновья.

— У вас, я полагаю, есть сыновья, сэр.

— Только в мечтах. У меня не хватило вашего мужества превратить сон в явь. Теоретически я женился сотню раз, и вот я здесь своего рода холостой дядюшка для всех. Рыщу среди молодежи и наблюдаю ее поведение (его умные глаза спокойно взглянули над болтающим ртом на Кристину-Альберту) с ужасом и восхищением.