Книга Голова Якова - Любко Дереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они здесь. Они заказывают нам шоу. Ты пишешь симфонию, я все обставляю, как положено. Рука об руку, брат. Это ярко. Был методологом, а всегда мечтал стать шоуменом.
– Ты знаешь, ваша секретность, она сбивает с толку.
– Яков, ты меня знаешь, я не люблю занудствовать. Давай я скажу тебе просто. Яков, это шоу. От начала и до конца. И называется оно «Апокалипсис». Я работаю в компании, которой пять тысяч лет. Пять тысяч лет! Разве это не удивительно? Я еще никогда не ощущал такого подъема! Можешь меня поздравить – теперь я возглавляю украинский филиал! – Брат глотнул еще «Бехеровки», вытер губы и продолжил: – Нам нужен алтарь. Лучшего, чем новый стадион во Львове, мы не нашли. По дислокации, по историческому, по социальному контексту. Я сказал господину Богусу: если мы хотим мистерии, если мы хотим шоу, от которого будет трепетать весь мир, все, что нам нужно, – это Донецк и Львов. Все прочее сделают за нас сами зрители.
– Вы что, играете в фашистов?
– Это фашисты играли в нас. А мы просто развлекаем публику. На планете семь миллиардов зрителей. Наше кредо – «шоу маст гоу он». Я господину Богусу сказал: мой брат, только он может написать такое. Архетипы, символы, скрытые послания – это все его сфера. Яков, твою симфонию будут исследовать музыковеды. Они будут искать связи, аллюзии, ключи к пониманию того, что же происходило в две тысячи двенадцатом во Львове. Только мой брат, сказал я им, настолько поведенный, чтобы писать симфонию для конца света.
– Я должен написать симфонию для конца света?
– Да, ты должен написать симфонию для конца света. Это твой шанс стать великим! Молчи, не говори ничего, я знаю, ты в восторге.
– Я в легком шоке.
– Тем лучше для симфонии. Слушатели тоже должны быть в легком шоке. Теперь в мире столько компьютерщиков, столько юристов, столько экономистов! А нам катастрофически не хватает сценаристов. Нам не хватает композиторов. Нам не хватает драмы! Личная драма уже никого не волнует. Драма нации – это драма на каждый день. Каждый день кого-нибудь взрывают. Где-то происходит геноцид. При этом людей не становится меньше! Их становится больше! И их нужно развлекать! Яков, работы – непочатый край. Мы берем новую высоту, чтобы освежить восприятие действительности. Мы говорим об агрессивных пришельцах. Мы говорим об астероиде, который может перефигачить нашу планету пополам. Мы говорим о чипах, которые будут вживлять под кожу перед концом. Мы говорим о том, что время может закончиться и никогда не будет нигде и ничего!
– Я не уверен, что хочу содействовать силе, которая все это совершает.
– Тут, брат, я отвечу тебе словами товарища Кришны, которые он сказал товарищу Арджуне перед битвой на поле Курукшетр. Ты композитор, и твой долг – писать музыку. Они уже все и без того мертвые, поэтому иди и выполняй свой долг.
10– Господа, я, наверное, оставлю вас с девушками, что-то я устал. Пойду отдохну. У меня же работа. Я привык вставать до рассвета.
– Идите, маэстро, и ты, Майя, тоже иди отдохни, мы тут о гостях позаботимся, – сказала сладко Йоланта.
11– Мне не нравится, что эти девушки приехали в наш дом, – сказала Майя, когда они остались вдвоем.
– Что тебе в них не нравится?
– Мне не нравится, как они разговаривают, как они ведут себя со мной и с тобой, и вообще, мне все это не нравится, Яков. Чем ты тут занимаешься, почему вдруг приезжают эти девочки. Я тебя знаю два месяца, и я не знаю, что мне теперь делать.
– Задуматься над самоидентификацией?
Майя наотмашь влепила ему пощечину.
Яков невозмутимо ответил:
– Мой совет: относись к их присутствию как к неминуемому ходу истории.
– Ты хочешь, чтобы я уехала отсюда? Ты этого добиваешься?
– Нет, я хочу, чтобы ты осталась.
– Ты хочешь жить шведской семьей?
– Я хочу покоя. Просто оберегай мой покой, пока я буду писать эту долбаную симфонию.
– Поговорим завтра. Я устала. Мне все это не нравится. Завтра я решу, что мне делать.
12В четыре утра Яков проснулся. Набросил плащ и вышел из дома.
На улице было еще темно. Весь двор покрыл иней. Яков трясся и стучал зубами.
Сон покинул его, оголив пустыню разума – разрушенные машины, краны, дырявые от коррозии здания мегаполиса, вымерзший под инеем металл до самого горизонта.
Голова гудела от переполненности хаоса хаосом.
«И-Цзин». Гексаграмма 29. Двойная бездна.
Сделать хоть что-нибудь в таком состоянии – ну разве это реально?
Вернулся в дом. Оделся в чистое. Сел за клавиши.
Ничего.
Из него не текло ничего. Ни капли музыки, ни бита звука.1
На веранде мирно беседовали о погоде Богус и Майя.
– Маэстро, мы в ожидании, – сказал Богус, когда Яков спустился к завтраку.
– Приветствую. – Яков пожал руку Богусу и сел в кресло возле Майи. Та была в белом. Сделала вид, будто не замечает Якова. – Я работал с самого утра.
Богус кивнул.
– Маэстро, ваши усилия бесценны. Мы благодарны вам за преданность идее. Кроме того, как куратор должен заметить, маэстро, что у вас тут – творческая атмосфера! Знаете, жертвой стереотипов может стать кто угодно. Я рисовал себе нелюдимого творца в хате-мазанке на краю села. А тут – совершенно светская жизнь! Трансцендентно! Просто трансцендентно! А ваши музы? Они чудесны! Этот завтрак – это эпоха Возрождения! Хлеб, сыр, овощи, кофе. Фламандия и малые голландцы. Завтрак в зимнем саду. Сколько света! Сколько северного света! Маэстро, а вы не пробовали рисовать?
– О, маэстро проснулся. – В зимний сад зашел Матвей в майке и домашних брюках. От него пахнуло лосьоном после бритья. – Ну шо там, покажешь нам теперь симфонию? Я думаю, господин Богус хотел бы уже что-то послушать.
– О нет, там еще нечего показывать…
– Да ну, не стесняйся. Все свои.
– Зачем такая спешка? Я не хочу спекулировать идеями. Все должно быть прилично, эстетично. Еще есть время…
– Яков, у тебя был месяц на то, чтобы подготовить все прилично и эстетично. Дай что-нибудь послушать… – Матвей присмотрелся к Якову внимательнее. – А ты вообще писал что-нибудь?
– Я…
– Какие дамы! Какие мадмуазели! – Мат вей встал навстречу Йоланте.
После сна Йоланта очаровывала детской припухлостью и нагло этим пользовалась.
– Да-а, мы да-амы, – потянулась, зевая, Яна.
К завтраку она пришла в салатовом костюме с заячьими ушками на капюшоне.
Ирена молча сидела на подоконнике, курила и смотрела в окно. За окном летели снежинки.
