Книга За несколько стаканов крови - Игорь Мерцалов

— А то смотри, бригадир, может, завернем ко мне? Медовухой угостимся.

— Забудь… Эй, ты что, хочешь сказать, где-то поблизости обосновался?

— Да прямо за Носовским хутором, на Бульбине.

— Проклятье! А ну, поворачивай в Шинельино! Лучше уж там наследим…

— Да брось ты, бригадир. Ребята меня не видели. Только Ляс признал, когда с ножом запрыгнул, только он, я думаю, другим не скажет.

— Он не скажет… А все равно, нечего тебе со мной светиться, когда на хвосте Эргоном сидит. Вот как мы сделаем: ты мне брику оставишь и потопаешь домой, а я в Шинельине отмечусь без тебя и дальше двину. Места-то не чужие, знакомых тропок предостаточно.

— Реквизируешь, значит, бригадир?

— Ну нет, до такого не докатился! Меняю на денежные знаки, имеющие хождение.

Тучко сел, подтянул к себе мешок и, порывшись в нем, вынул несколько перетянутых резинками пачек.

— Персефоний, — попросил он, впервые назвав упыря по имени, — помоги отсчитать, а то ни пса не вижу. Во что ставишь свой тарантас, Яр?

Повозка остановилась и покачнулась, когда берендей повернулся лицом к пассажирам.

— Непростой вопрос! Ежели в наших независимых дукатах, так сам понимаешь…

— Понимаю. У меня тут кой-какая валюта припасена, есть понты стервингов, мурки, хранки, дуллеры — всего понемногу.

— Да лишь бы не купюрами, — усмехнулся берендей.

— Не понял.

— Купюры, говорю! Купюров не надо.

— Обратно не понял. Монетами, что ли, хочешь? Так монет мало, если что…

— Нет, он про новые деньги говорит, — сказал Персефоний. Лицо Тучко приняло такое выражение, будто он слушал анекдот, рассказываемый заикой. — Вы что, не знаете? У нас же новые деньги ввели.

— Забавная шутка…

Яр, покопавшись во внутреннем кармане своего мехового жилета, вынул хрустящую ассигнацию и протянул Хмурию Несмеяновичу:

— Вот, полюбуйся. Прихватил одну, везу соседей посмешить.

Тучко чиркнул спичкой и рассмотрел пеструю бумажку с накладывающимися друг на друга профилями Викторина Победуна, Дульсинеи Тибетской и Перебегайло. Среди массы завитков и разнообразных символов можно было различить надпись: «1 купюр».

— Так это не шутка? — неуверенно спросил бывший бригадир.

Персефоний вынул из кармана ассигнацию номиналом в «2 купюра» и тоже дал посмотреть Тучко. Тот почесал в затылке.

— Эва как… Вот что называется «отстать от жизни». И давно ввели?

— На прошлой неделе, — ответил Персефоний.

— А больше ничего не вводили?

— Как же не вводили? — отозвался Яр. — Ввели партийный налог. И этот, как его, налог на добавленную стоимость.

— Еще ввели плакат «Накручина — знамя свободы Востока и Запада!» — добавил Персефоний.

— Видал, все улицы им заклеили, — сказал Хмурий Несмеянович. — Больше ничего? Ну, после новых денег это мелочи, можно сказать, спокойная неделя.

— Еще ввели моду на значки «Маститый вечевик», — сказал Персефоний.

— Розовые такие? Их я тоже видел, только так и не понял, что они означают и за что их дают.

— Означают они огонь, горящий в сердце каждого любителя свободы, а дают их за один купюр или пригоршню дукатов, — пояснил Персефоний. — Иностранцы покупают охотно. Вместе с розовыми платками и шарфами. А, еще в газетах писали, что закончена работа по восстановлению творческого наследия Гигеля, и в школьную программу уже ввели его повесть «Томас Бильбо».

— Как-как? — переспросил Хмурий Несмеянович.

Персефоний повторил. Хмурий Несмеянович выругался.

— А я вот, как мед распродал, в театр сходил, — поделился впечатлениями берендей. — Тоже новая постановка — по повести Гигеля «Вой».

— Ну и как?

— Мне не понравилось. Разврату много. Еще песню ввели «Если в колодце воды не хватает, значит, имперцы ее выпивают». Да, про математику слышал: разрешили делить на ноль и… что-то про число «пи», запамятовал.

— Это не прошло, — заметил Персефоний. — Было предложение, — объяснил он неуклонно шалеющему Тучко, — чтобы число «пи» равнялось трем и пятнадцати, но депутаты не увидели разницы и предложение отклонили. А вот в историю поправки ввели.

— Тогда уж скажи: поправки в поправки, — сказал Хмурий Несмеянович. — От истории там уже давно ничего не осталось.

— Да, так вернее. Значит, имперцы слезли с веток не в одиннадцатом, а в тринадцатом веке, а Кецалькоатль был накручинцем Куценко.

— А еще, — подхватил берендей, который, похоже, в своем медвежьем углу был не так уж оторван от жизни, — ввели заморскую игру гольф и…

Однако Хмурий Несмеянович воскликнул:

— Стоп, стоп, стоп! Придержите коней, хлопцы. Стало быть, суммируя полученные данные, делаем вывод: в независимом графстве все идет, как и шло. Так?

— Так, — переглянувшись, признали Яр и Персефоний.

— Значит, кроме новых денег, ничего особенного не случилось. Вот и не морочьте мне голову, а то сейчас забросаете газетными передовицами типа «Верка Суржик — переодетая женщина».

— Что, правда? — встрепенулся берендей.

— Не знаю, не проверял, — съязвил Тучко. — И можешь поверить: если выпадет случай, проверять не стану. Это как с механическим соловьем: поет — и хорошо, а как устроено — не твое собачье дело.

— Шути, как хочешь, бригадир, а я вот не пойму, зачем такая бурная деятельность, — вздохнул Яр. — Им ведь царствовать от силы год осталось, а ты хоть школу возьми — они же целое поколение коту под хвост пускают.

— Ну, звеньевой, насчет года ты поторопился, — усмехнулся Хмурий Несмеянович. — Кохлунд, конечно, всего лишь графство, пусть и немаленькое, а Западу вся Накручина нужна. Так что пару лет наши вожди еще вполне способны протянуть, если только не перегрызутся у всех на глазах.

Берендею еще было что сказать, но едва он открыл рот, как Хмурий Несмеянович резко выпрямился:

— Так, все, кончай перекур, начинай приседания. Триста понтов стервингов покроют стоимость брики и лошадей?

— С лихвой, — ответил Яр.

— Персефоний, отсчитай триста. Лихва за беспокойство пойдет.

Упырь отсчитал ассигнации и протянул их берендею. Тот долго возился, упрятывая деньги во внутренний карман, потом вздохнул:

— Значит, до встречи, бригадир?

— До встречи.

— Будь здоров, Персефоний, — сказал берендей, спускаясь с передка. — Удачи вам обоим.

Он отвернулся и зашагал по залитой лунным светом дороге. Тучко пересел на его место, взял вожжи и, развернув повозку, направил ее к Шинельино.