Книга Война магов - Александр Прозоров

— Прости, боярин, за дерзость. Я тут… Добро хозяйское стерегу.

— А хозяина не узнаешь, — хмыкнул Зверев. — Кто таков?

— Ярыга я княжеский, боярин. Еремей. При дворе жил, за воротами доглядывал, за порядком да скотиной. Воду там поднести, солому посте…

— Не боярин, а князь Сакульский, Андрей Васильевич, — поправил его Зверев. — Ты тут один?

— Не, княже, еще Саломея тут. Остальных побили, а мы спрятались. Идти некуда, вот и остались пока. Саломея, она с рожи оспой поедена. Хоть и молодуха, а не берет никто. Зато подают хорошо. Так с тех пор и живем. Побираемся да за хозяйством приглядываем.

— Незаметно что-то ваших стараний, Еремей.

— Дык, княже, что в одни руки сделаешь? Да и самим кушать надобно. А коли лезет кто — прикрикну, они и бегут. Стражу позвать могу. Дом-то казне отписан, за царское добро они…

— В ухо дать? — ласково поинтересовался Андрей.

— Ой, прости, княже, запамятовал, — сложился пополам ярыга. — Твой дом, твой…

— Коня прими, расседлай. Поставить есть куда?

Слуга замялся, причмокивая губами.

— Понятно. Напои, ноги спутай и пусти траву щипать. Чего некошено вокруг?

— Дык чем косить, княже? Все растащили, татарвье проклятое, тати бессовестные. Опять же нет хозяина — ничто и не деется…

Андрей вошел в дом, постучал кулаком по бревнам ближней стены, ничего не услышал в ответ, двинулся дальше, повернул налево по серому от пыли коридору с выбитыми в торцах окнами. Все двери в комнаты были распахнуты, виднелись где распахнутые сундуки, где опрокинутые комоды и бюро, где разбросанные щепы и обрывки какой-то рухляди.

— Как Мамай прошел… Ой, ё! — Он хлопнул себя по лбу: — Как же я забыл?! Княгиня Анна Глинская — царская бабка! Ее перед вторым покушением Шуйские в колдовстве обвинили и в том, что пожар московский сотворила. Вот толпа старушку и растерзала. Заодно, само собой, челядь здешнюю побила и дом разграбила. Тогда все понятно.

Он поднялся на второй этаж. Все то же самое: голые стены, пустые сундуки и комоды, опрокинутая иноземная мебель. Слишком тяжелая, чтобы украсть, и слишком крепкая, чтобы сломать.

— Ни зьим, так поднадкусю, — покачал головой князь, глядя на вспоротую перину в одной из светелок. — Зачем портили-то, козлы?

Легкие белые пушинки, взмывшие ввысь от движения ног, медленно оседали на пол, словно новогодние снежинки. Кровать же теперь напоминала силосную яму с парчовым балдахином. Интересно, сколько курочек должны пасть жертвой поварского ножа, чтобы наполнить своим пухом такую вот емкость? Наверное, тысяч десять.

— Мне столько не съесть…

Миновав еще несколько разоренных светелок, большинство которых оказались спальнями — видать, княгиня держала с десяток приживалок, — он нашел одну, где перина почему-то уцелела. Подошел к слюдяному окну, вывернул из подоконника задвижку, открыл вовнутрь.

— Ну что, — вслух подвел он некоторые итоги. — Барахла тут никакого нет, разворовали. Но дарил мне царь не барахло, а дом. Дом же вроде хорош. Половина моей хрущовки из двадцать первого века целиком тут разместится. Крыша не течет, стены крепкие, окон всего с десяток выбили. Мусор вычистить — и будет настоящий княжеский дворец. И подворье отстроить. Поздравляю, Андрюша. Ты раздобыл московскую прописку.

Внизу под окном ярыга возился у передних ног скакуна — треножил, наверное. Зверев наклонился вперед, свистнул:

— Еремей! Сюда иди!

— Бегу, княже!

Андрей закрыл слюдяные створки, почесал в затылке:

— Интересно, а кто для меня этот проныра теперь будет?

Ярыгами на Руси становились безнадежные должники — попадали за просрочку платежей в неволю. Но, в отличие от холопов, эти рабы, расплатившись по распискам, получали свободу. Еремей был рабом при дворце Глинских. Но должником-то был не Андрея, а княгини Анны. И кто же он теперь? Вольный смерд или часть имущества?

— Слушаю, княже, — появился в дверях запыхавшийся Еремей. — Чего надобно?

— Помоги стол поднять, — наклонился к резным ножкам Зверев. Красивая работа. Тоже, небось, иноземная вещь. — Стулья, табуреты есть в доме?

— Не гневайся, княже, все тати унесли, когда смута случилась.

— Проклятие! Пошли тогда, хоть пару сундуков перенесем, на них пока посижу.

Кое-как обставив светелку, Зверев полез в кошелек и со вздохом вытащил новгородский рубль: почитай, стельную корову отдавал. Но меньшими деньгами явно было не обойтись.

— Вот, держи. Купи мне все для постели: простыню, подушку с наволочкой, одеяло с пододеяльником. А то спать не на чем.

— Сей минут…

— Стой! Значит, постельное, потом в харчевне какой-нибудь вина возьми и еды. Поросенка там запеченного, студня, капусты… В общем, чтобы мне на сегодня и на завтра хватило… Черт! Вместе с посудой покупай. Ну и себе чего-нибудь, само собой. Та-ак… Топор есть в доме? Топор купи, косу. Затопи все печи, а то зябко тут.

— Дык дров нет, княже.

— Догадываюсь, — отрезал Зверев. — Сараи кривые ломай — и в топку. Все едино новые ставить придется. Одежду себе новую купи. Негоже княжескому холопу в рванье бродить. А эта… Саломея твоя как появится, ей тоже скажи. Слугам князя Сакульского негоже на паперти стоять. Хочет при дворе остаться, пусть двором занимается. Коли же побираться понравилось — так путь открыт на все четыре стороны. И начинайте порядок тут наводить. Окна битые пока полотном промасленным затяните, порченое все выбрасывайте, целое по местам расставляйте. Теперь вроде все… Нет, стой! Баня есть?

— Сгорела баня, батюшка…

— Тогда ступай. Одна нога здесь, другая там. Я с утра не жравши…

Оставшись один, князь подобрал с пола тряпку, попытался протереть ею стол, но только оставил пыльный след. Плюнув, он выкинул ветошь в коридор, а сам растянулся на перине: хоть на мягкой постели первый раз за три месяца поспать…

Ярыга вернулся часа через полтора, довольный, пахнущий пивом и чесноком, с большущим свертком за спиной и новеньким топором за поясом.

— Вот, батюшка, — распутав узел, принялся он выставлять на стол деревянные и глиняные лотки. — Стерлядка заливная, капуста квашеная, капуста рубленная с мочеными яблоками, окорок запеченный, почки заячьи в соку, почки на вертеле. И вино испанское. Хозяин сказывал, самое лучшее. Это — простыня с прочим бельем… Я сейчас печи затоплю, дабы грелись, да за подушкой с одеялом сбегаю. Зараз в руках усе не уместилось.

— Ладно, топи, — махнул рукой Андрей, мысленно ставя ярыге плюсик: с деньгами не сбежал. Значит, можно положиться. Вот только купить стакан, кубок или хотя бы кружку Еремей не догадался. Зверев покачал головой, подцепил кончиком ножа пробку и припал к горлышку губами.

Подкрепившись, он уже в более благодушном состоянии обошел дворец и остался доволен: полсотни комнат разного размера, шесть печей, просторная людская и большая светлая кухня, где легко могли развернуться шесть-семь стряпух. Двор тоже просторный — поболее, чем у Воротынского будет. И это — в считанных шагах от Кремля! Рядом с царем. Сиречь — почет и уважение.