Книга Солдатская сага - Глеб Бобров

А через пару часов подразделения пришли на «точку» Кишим.

* * *

Мы, дозорная группа, были освобождены от всех нарядов и тут же завалились спать на первом попавшемся свободном месте. Встали в полдень. Полк принимал колонну, и нас целых двенадцать часов никто не тревожил. Назад колонна должна была ехать, а не идти пешком: боевое охранение до «точки» Третий мост осталось на участке, и дорога назад обещала быть неопасной. По крайней мере, в нашем сопровождении она не нуждалась.

Серега утром смотался в штабную землянку на совещание, а потом куда-то в глубь колонны. Вернулся он через полчаса расхлыстанный, взъерошенный, с бешеными глазами и разбитым кулаком правой руки. Мы подскочили и ринулись к нему, но нас опередил ротный:

— Куда?! Яп-понский бог!..

Ну, если Пухов помянул страну восходящего солнца, то под руку ему лучше не соваться. Через минуту к ним подошел замполит, и они втроем полезли на командирскую сто сорок первую. Проговорили, наверное, с час. Потом Серега опять куда-то умчался и появился только перед самым отбоем.

Мы несколько раз до этого подходили к Пухову, надеясь узнать, что же там случилось с нашим командиром, но тот в особые разговоры с нами не вступал:

— У него спросите!

Наконец Серега вернулся, подошел к нам и мрачно обвел тяжелым взглядом напряженные наши лица:

— Ночью обстреляли несколько машин охранения… — И после долгой паузы добавил:

— А пацана, того, убили…

Никто из нас не спросил, какого. Лишь кто-то хрипло поинтересовался:

— Как?

— Снайпер… Из Баланджери. Снял с идущей машины. Всего один выстрел, в голову… Они даже останавливаться не стали!

Мы только выдохнули, и опять кто-то спросил:

— Как, не стали?

— А вот так! С-с-суки зловонные… — Серега яростно выругался. — Ладно, отбой… В четыре выходим. До Третьего на машинах, а потом опять — в том же порядке.

Никто сразу не лег. Мы долго обсуждали новость, гадали и так и эдак, а перед тем как «отбиться», втроем подошли к одинокому Сереге. Залезли на броню, угостились «цивильными»… Несколько минут молчали, не решаясь расспрашивать подробности. Серега начал сам:

— И шанса парню не дала! Хлоп, и приехали…

Тут я не вытерпел и спросил о том, что давно уже вертелось на языке:

— Куда попал?

— Куда?! — Серега резко глянул мне в глаза, потом отвернулся и глухо, как будто говорил лишь самому себе, ответил:

— Вошла в затылок… слева, а вышла у переносицы… Глаз выбила… после этого снова вспомнил обо мне, смерил меня долгим пронзительным взглядом и медленно закончил:

— В правый… Пойди посмотри — у затоки, где санчасть ихняя…

Мы собрались идти втроем, но Валерка вдруг нарушил затянувшееся наше молчание:

— Был и у него шанс!

От неожиданности мы все, как по команде, сели на места, даже Серега.

— Что ты несешь! Какой шанс?!

— Был шанс, — упрямо повторил Валера. — Один… — И резко, немного неестественным голосом, закончил: — Летеху своего на хер послать!

Супец

Июнь 1983 года, первый день Бахаракской операции «Возмездие». На «точку» прилетели утром, только вылезли из любовно именуемых «коровами» МИ-6, как нас тут же погнали: «Получайте БК». Случившееся здесь в прошлый раз все помнили хорошо и поэтому грузились под завязку, с перебором даже.

Вдруг подскакивает какой-то штабной и командует: «Каждому по десять Ф-1; пулеметчикам — по пять!» (а пулеметчики, обычно, вообще гранат с собой не брали). Сразу стало понятно: «прогулка» — с заходом в кишлаки. Взяли гранат. Тут новый приказ: «Часть сухпая можно оставить, потом на вертолетах выкинут». Выкинут — не выкинут, это вилами по воде, но все равно команда хорошая: тащить в июне — под пятьдесят на столбике! — на себе лишний груз никому не хочется. Взяли жратвы всего на два дня, да и то кашу на «точке» тут же выбросили. Ну ничего — сидим, ждем.

Подходит старший лейтенант Пухов, глаза горят, автомат с плеча на плечо перебрасывает, как конь — секунды на месте устоять не может. По всему виду ясно — чешутся у Пухова руки; хорошо его в прошлый раз духи зацепили… Еще бы! Он слово себе дал не потерять в боях ни одного человека. А при Бахаракском погроме, фактически в операции не участвуя, четвертая МСР потеряла ранеными три человека, причем одного, ефрейтора Баранцова, впоследствии комиссовали с первой группой. Кстати, слово свое Пухов потом сдержал — за время его командования в роте никто не погиб. А до него четвертая мотострелковая уже успела поиметь свой «скорбный список» из четырнадцати имен. Заимеет и после, когда Пухов уйдет по замене. К весне 1985 года к «списку» добавят еще пятерых. Но пока Виктор Григорьевич Пухов был в роте и сводил с бабаями свои личные счеты…

Построил нас, помолчал и тихо начал:

— Так, мужики… Выходим через двадцать минут. Покурить, на горшок и прочее… Пусть кто-то мне на переходе заикнется — суровой нитью затяну! Потом он поставил задачу первым взводам и вдруг обратился к нашему взводному Быстрову: — А ты, Серега, со своими архаровцами идешь вот на эту точку! Пухов показал место на карте. — Будешь прикрывать правый фланг всей роты и лично мою задницу, понял? Идти вам чуть дальше, чем остальным, но тут недалеко — восемь с половиной по карте. Возьмешь одного человека с первого взвода в помощь на АГС. И еще с тобой пойдет Саша Рабинович — чтоб не скучно было. Да! Минбат сядет как раз между тобой и мной, но идти будет с вами. Все ясно? — И уже обращаясь к нам: — Ну все, мужики, вперед! и в штаны не делать — прорвемся! И не забудьте: за каждого пленного — десять суток гауптвахты… И по харе — от меня лично!

Через двадцать минут, растянувшись длинной цепью, четвертая рота и минометная батарея вползали в зеленую зону.

Первый подъем начался буквально через тридцать минут после выхода, где-то в шестнадцать ноль-ноль. За час одолели хребет и начали спуск. Через махонькую долинку перед нами возвысилась новая громадина. Глянули приуныли. Но Серега приободрил:

— Ну, что сопли распустили?! Сейчас перевалим, там вообще не долина ущельеце, а следующий перевал — наш. Поднялись, пробежались по гребню и дома! Ну! Давай, пехота, шевели штанами!

Пока вскарабкались, отдышались, спустились и снова начали подъем, последний, — было около двенадцати ночи. Под ноги все чаще стали попадаться банки с кашей и тушенкой — выбрасывали и раскаивались те, кто пожадничал на «точке». К двум часам ночи умолкли подбадривающие шутки офицеров. Дольше всех держались замполит роты Рабинович и командир минометчиков капитан Белов. Но к трем часам и у них осталась всего одна «шутка»: Леха Белов стонал: «Шу-рик. Ты еще дышишь?» На что наш замполит отвечал: «Ле-ша! Иди в жопу!» И так — всю дорогу…

Я немало «полазил» по Бадахшану, однажды меня всей ротой три дня тащили на себе, но этот маршрут был самый кошмарный за всю мою службу. Вообще в афганских горах солдат идет «на автопилоте» только в том случае, если знает свою цель. Увидит назначенную высоту, значит, доползет, даже если она за семьдесят километров. Но если солдату сказать: «Вот та высота — наша, и на ней привал!» — а потом передумать и назначить привал на следующей, а на следующей — еще на следующей, он вырубится уже на двадцатом километре. На этот раз случилось именно подобное, но офицеры были здесь совершенно ни при чем.