Книга Армагеддон в ретроспективе - Курт Воннегут

Деббс здесь многое позаимствовал у Иисуса Христа. Но ведь быть оригинальным так трудно. Уж кому, как не мне, это знать!

Ну ладно, так с каким же заявлением согласятся все американцы? «Сахар сладкий» — конечно, тут спору нет. Но раз уж мы с вами находимся на территории университета, надо бы предложить нечто, имеющее культурную весомость. Вот мой вариант: «Мона Лиза, картина кисти Леонардо да Винчи, висящая в парижском Лувре, — образец живописи».

Пойдет? Прошу поднять руки. Мы ведь все с этим утверждением согласны?

Хорошо, руки можно опустить. Как я понимаю, мы единогласно проголосовали за то, что Мона Лиза — это образец живописи. Есть, впрочем, одна проблема, которая возникает практически со всем, во что мы верим: это неправда.

Смотрите: нос у нее повернут направо, так? Это означает, что правая сторона ее лица представляет собой удаляющуюся плоскость, как бы уходящую от нас. Верно? Но черты ее лица на этой стороне не уменьшаются, и возникает эффект трехмерности. Между тем Леонардо вполне мог эти черты уменьшить. Просто поленился, вот и все. Будь он Леонардо да Индианаполис, мне было бы за него стыдно.

Неудивительно, что у нее такая скособоченная улыбка.

У кого-то может возникнуть вопрос: «А вы серьезным бываете?» Торжественно отвечаю: «Нет».

Когда 11 ноября 1922 года я родился в методистской больнице, — кстати, наш город в те времена страдал от расовой сегрегации не меньше, чем нынешние команды баскетболистов и футболистов, — акушер шлепнул меня по попке, мол, давай, новорожденный, дыши! Думаете, я заплакал? Ничуть не бывало.

Я сказал: «Пока я тут опускался по родовым путям, док, со мной приключилась смешная штука. Ко мне подошел какой-то бродяга и сказал, что три дня у него и кусочка во рту не было. Ну, я взял и укусил его!»

И все же, если говорить серьезно, дорогие земляки-индианцы, у нас сегодня есть хорошая новость, а есть и плохая. А именно: мы живем в самое лучшее из времен — и одновременно в самое худшее. Ничто не ново под луной, так?

Плохая новость: марсиане высадились на Манхэттене и поселились в «Уолдорф-Астории». А вот и хорошая: они едят только бездомных, независимо от цвета кожи, а писают бензином.

Религиозен ли я? Вообще-то я исповедую спонтанную религию. Я принадлежу к церкви порочного беспорядка. Мы называем себя «Богоматерь вечного оцепенения». Мы исповедуем безбрачие, как пятьдесят процентов гетеросексуалов из римской католической церкви.

Фактически — когда я вот так поднимаю правую руку, это означает, что я не шучу, и даю вам слово чести, что сейчас скажу истинную правду. Так вот, фактически я почетный президент Общества американских гуманистов и заменил на этом совершенно бессмысленном посту ушедшего от нас великого писателя-фантаста Айзека Азимова. Мы, гуманисты, стараемся вести себя хорошо, не ожидая каких-то поощрений или наказаний в загробной жизни. Мы изо всех сил служим единственной абстракции, с которой у нас есть реальное сходство, — сообществу себе подобных.

Мы не боимся смерти, да и вам не советуем. Знаете, что однажды сказал о смерти Сократ, разумеется, по-гречески? «Смерть — это лишь еще одна ночь».

Будучи гуманистом, я люблю науку. И ненавижу всякие предрассудки — они едва не помешали людям создать атомную бомбу.

А науку люблю — не только потому, что она позволила нам загадить собственную планету, которая мне совсем не нравится. Наука дала ответы на два животрепещущих вопроса: как началась Вселенная и как мы и другие животные получили такие чудесные тела с глазами, мозгами, почками и так далее — и вселились в них.

Ладно. Итак, наука запустила в космос телескоп Хаббла, чтобы он там выловил свет и его отсутствие с самого начала времени. Что телескоп и сделал. И теперь мы знаем, что когда-то не существовало вообще ничего и это «ничто» было таким абсолютным, что сказать «было» было просто не о чем. Можете это представить себе? Не можете, потому что представлять просто нечего.

А потом произошел великий БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ! После него и начался весь этот балаган!

Но как же мы все-таки получили наши замечательные легкие, брови, зубы, ногти, задние проходы и так далее? Благодаря миллионам лет естественного отбора. Это когда одно животное умирает, а другое — совокупляется. Выживает сильнейший!

Но внимание: если вы кого-то убьете, случайно или намеренно, улучшая род людской, — пожалуйста, после этого не совокупляйтесь. От совокупления появляются дети, надеюсь, ваша мама говорила вам это.

Да, мои дорогие земляки-индианцы, и, кстати, я никогда не отрицал, что являюсь одним из вас: это уже апокалипсис, конец всего, в соответствии с пророчеством Святого Джона Божественного и Святого Курта Воннегутского.

Вполне возможно, что прямо сейчас, пока мы тут беседуем, последний белый медведь умирает от голода из-за изменения климата, происшедшего из-за нас с вами. Лично мне будет недоставать белых медведей. Их малыши такие тепленькие, уютные, такие доверчивые — как наши малыши.

Неужели этот старый пень может чему-то научить молодежь в эти кошмарные времена? Вы, конечно, знаете, что наша страна — единственная из так называемых передовых стран, где все еще существует смертная казнь? У нас также есть камеры пыток. Тут не забалуешь.

Да, между прочим: если кто-то из вас окажется на каталке в заведении, где делают смертоносные уколы, например в Тер-Хот, рекомендую для последних слов выбрать следующие: «Это будет мне хорошим уроком».

Будь Иисус жив сегодня, мы бы его умертвили с помощью такого укола. Это прогресс. Правда, причина для его возможного убийства сегодня остается все той же — его идеи чересчур либеральны.

Что я могу посоветовать начинающим писателям? Откажитесь от точки с запятой! Этот знак — смесь трансвестита с гермафродитом, он абсолютно лишен смысла и намекает лишь на то, что, возможно, у вас есть высшее образование.

Итак, сначала Мона Лиза, теперь точка с запятой. Заодно могу подтвердить свою репутацию чудилы экстра-класса тем, что скажу несколько добрых слов о Карле Марксе, хотя в нашей стране, а уж тем более в нашем Индиан-на-поле, все поголовно считают его главнейшим злодеем из живших на этой земле.

Да, он изобрел коммунизм, а нас учили ненавидеть его, мы ведь обожаем капитализм — именно так мы зовем наши казино на Уоллстрит.

Карл Маркс надеялся, что коммунизм создаст экономику, которая позволит промышленным державам хорошо заботиться о своих гражданах, особенно о детях, стариках и инвалидах, как это происходило в племенах и больших семьях, пока их не рассеяла промышленная революция.

Мне кажется, не стоит так уж поносить коммунизм — не потому, что мы согласны с его идеями, а потому, что наши внуки и правнуки уже сегодня в долгу как в шелку перед коммунистическим Китаем.

К тому же у китайских коммунистов есть нечто, чего нет у нас: большая и прекрасно оснащенная армия. А у нас — дешево и сердито. Мы готовы всех закидать ядерными бомбами.