Книга Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко

…В общем-то, у него не было повода бояться встречи с Габе. Можно сказать, бывшим коллегой. Поскольку «абвершелле»[9], которой руководил гауптштурмфюрер Бреннер в мае этого года, была, как и зондеркоманда «Geheimefeldpolizei»[10]Габе, прикомандирована к отделу контрразведки 1 «С» 11‑й армии, оккупировавшей Крым. Вот только прибыл Карл-Йозеф на днях из отпуска к прежнему месту службы, не долечившись как следует, отнюдь не из чрезмерного рвения и не в прежней своей ипостаси. Поэтому и не хотел, чтобы о его прибытии узнал кто-то ещё, кроме тех, кому следует. По крайней мере, пока. Пока это ему самому не понадобится.

Дела тут, в Крыму, были еще у Карла-Йозефа Бреннера, важные дела…

— Ещё в 1814 году доктор Ланге описал её свойства, — тем временем воодушевлённо тряс красным зобом медицинский полковник. — Впрочем, что там Ланге? Первые упоминания о целебных грязях этого озера мы встречаем у античных авторов. Геродот, Плиний Старший, Клавдий Птолемей говорят о них, можно сказать, наперебой…

Вопрос, что делал здесь, в такой дали от Гурзуфа, места дислокации своей зондеркоманды, её фюрер Габе, вскоре отпал сам собой. Контора грязелечебницы — несколько пузатых колонн с насупленной на них наполеоновской треуголкой фронтона с тройным медальоном бородатых «Фавнов Коммунизма», как прозвал для себя Карл-Йозеф «святую троицу» октябрьской русской революции, находилась прямо напротив гостиницы. За гипсовым бассейном фонтана, знакомо безликого, как и всякая провинциальная отрыжка столичной помпезности. Что твоя гипсовая Матильда с веслом где-нибудь в дальнем берлинском форштадте, что Маша с тем же веслом в Подмосковье… Теперь тут, в паре вёрст от западной окраины Евпатории, располагался небольшой танкоремонтный заводик, поскольку в самом городе, после отчаянного рейда севастопольцев в декабре 41‑го, мало что осталось в смысле камня на камне. Церковь, костёл, кенасса и ещё нечто ритуальное, вроде как и фундаментальное, но для размещения оборудования малопригодное. «Текие дервишей» — лучше (то есть хуже) и не скажешь.

Догадку, что именно на завод, а не в самодеятельную грязелечебницу Шламе поваляться в целебной грязи да засолиться в целительной рапе, прибыл Дитрих-Диц Габе, подтвердило явление ещё одного старого знакомца Бреннера по тем страшным майским событиям. Со скрежетом разъехались на рельсах железные ворота с легионерским орлом на широких створках, под надписью: «Kampfwagen Werk»[11], и на бульвар, вздыбив клубы глинистой пыли, вырвался полугусеничный бронетранспортер «Schwerer». Скорее всего, именно тот «der Krokodil», что увёз тогда, в мае, в русский плен личного адъютанта Бреннера, долговязого СС-штурмана Стефана, а потом был сброшен то ли русскими диверсантами, то ли партизанами? — как это у них говорится: «Хрен не вкуснее редьки»…[12]— в пропасть. И, видимо, только теперь вышел «Schwerer» из ремонта.

И вот, надо же, выкатился день в день, минута в минуту, как только Карл-Йозеф Бреннер ступил за порог грязелечебницы Шламе, открытой при благожелательном попустительстве Гиммлера как один из прообразов будущего Готланда.

И вышел Карл-Йозеф тоже, можно сказать, из ремонта.

— Даже если это у вас так называемые фантомные боли, — продолжал разглагольствовать потенциальный министр здравоохранения будущей «земли» великого рейха, — возьму на себя смелость утверждать, что не сразу, конечно, но месяца через три-четыре они пройдут.

— За это время, как мне сказали в Вене, они и сами проходят с божьей, а не врачебной помощью… — почти дружелюбно заметил Бреннер.

Он почувствовал облегчение с той минуты, как штурмбаннфюрер Габе в сопровождении двух солдат направился к пятнисто-зелёному, как жаба, бронетранспортеру.

— Может, это прозвучит как-то не слишком по-христиански, но я не приходской врач, герр Бреннер, а военно-полевой хирург, — снова поджал губу Шламе. — Поэтому утешать вас не стану. Болезни опорно-двигательного аппарата весьма коварны и разнообразны. Ваши симптомы могут свидетельствовать и о банальном радикулите или ревматоидном артрите, как инфекционном, так и дистрофическом. Но в качестве остаточных явлений травмы это может быть и повреждение периферической нервной системы…

— Да ну вас к чёрту, Шламе, — проворчал Карл-Йозеф. — Теперь вы мне эпитафию сочиняете.

— Отнюдь, — почти торжествовал полковник, — только диагноз. Пусть не самый оптимистический, но, с учетом обстоятельств, вам неслыханно повезло, поскольку бальзам и панацея от всех возможных ваших болячек у вас под ногами. Бодрее, господин гауптштурмфюрер, вы на курорте, которому нет аналога во всей Европе. Или вы думаете, напрасно Геринг вывозит эту грязь целыми вагонами в Альпы? Там, в пещерах, специально вырубаются ванны.

«Пошёл ты со своими ваннами…» — раздражённо подумал Карл-Йозеф, поймав себя на том, что пытается утешить правую руку.

Похоже, этот докторский стих латынью, — ревматоидный артрит… дистрофический… периферическая… фантомные… — раздраконил едва унявшуюся с утра боль. То ноющую, то нестерпимую, как при обновлении первичной перевязки.

«Фантомная боль, или сигнал повреждённой нервной периферии?..» — Поскольку гладил гауптштурмфюрер Бреннер левой рукой правую перчатку, натянутую на протез.

Ещё и поэтому освежение столь малоприятного знакомства, — знакомства с командиром «полевой жандармерии», — в планы Карла-Йозефа никак не входило. Как бы там ни было, но именно он, штурмбаннфюрер Габе, командовал тогда прикрытием его встречи с бывшим агентом «Игроком». Встречи, на которой гауптштурмфюрер Бреннер был убит, — по замыслу «Игрока».

Три месяца тому назад. Оккупированный Крым. Гора Аю-Даг

— Auf Wiedersehen… Прощайте… Во всех смыслах… — добавил Войткевич, уже канув в лесную глушь, как в небытие. Только отступил куда-то в сторону, выйдя из серебристо-дымного луча лунного света, — и ни шороха.

Бреннер не сразу даже спохватился, да и не пытался отследить, куда подевался бывший его агент «Spiller», «Игрок». Его внимание приковал дуб, дупло, темневшее на уровне его головы. Отмахнув рукой в сторону дебрей, дескать: «Halt!» — не хватало ещё, чтобы штурмбаннфюрер Габе рванулся задержать Войткевича, — Карл-Йозеф поднялся. Он не мог допустить, чтобы «расстрельный список», оставленный ему «Игроком» Якобом, попал в чьи-либо руки. Список завербованных им, «Игроком», сотрудников абвера в период с 1939 года по 1941‑й. Как выяснилось, агент «Игрок» неплохо справлялся как с ролью завербованного агента абвера, так и с амплуа советского разведчика. И если кто-либо узнает об этой его, Бреннера, ошибке… («Какой, к чёрту, ошибке?! Провале! Три года курировать агента ИНО НКВД?!») то удастся ли ему, Бреннеру, доказать, что это был только провал, а не предательство? После похищения русскими его собственного адъютанта Стефана Толлера к нему и так вопросов больше, чем хотелось бы. Поэтому никто, даже этот мальчишка Габе, что сидит сейчас в засаде со взводом своих «фельдполицай» чуть поодаль поляны, не должен знать. А он, может быть, тем более. «Очень смышлёный, и очень некстати, мальчик», — подумал Бреннер, сунув руку в чёрный зев дупла.