Книга Тень Аламута - Андрей Басирин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где же стражники? Куда смотрят?
К удивлению Рошана, стражники Ису ждали. Выглянули, переговорили о чем-то — и обратно в сторожку. Одна шайка, значит. Иса полез через стену и Фаррох скрипнул зубами. Не с его хромотой по строительным лесам лазать… Но влез в дело — терпи.
Иса остановился на пустыре. Сгорбился, скосолапился потерянным ребенком. Рошану даже стало его немного жаль. Если бы не друдж, удушливым облаком растекавшийся от щуплого парня, Иса был бы похож на припозднившегося путника. Холодно, темно… Через трущобы идти боязно, а у стены ночевать и того опаснее. Не ровен час, наткнутся лиходеи, оберут, да еще и ножичком ткнут под ребра.
Сколько Исе лет? Вряд ли больше двадцати. И в самом деле — ребенок.
От края зарослей терновника отделилась темная фигура. В этом человеке Рошан зла не почуял. Вернее, чуял, но так: серединка на половинку, как у обычных людей. Незнакомец делал свое дело, не вступая в торги с совестью.
— Мир тебе, Иса, — произнес он. — Хотя какой мир в наши скотские времена?
Света луны не хватало, чтобы различить детали, и всё же Рошан разглядел, что незнакомец молод, едва ли двумя годами старше Исы. Тонкие, изящные усики, масленая поволока глаз, скучающее выражение в уголках губ. Ох не простая птица выпорхнула из тьмы! Шпионы попроще себя ведут. Иначе первый встречный эмир прихватит — и всё, прощай, спесивец. Запорют или в зиндан спрячут.
— И тебе мир, Тимурташ, — поднялся навстречу Иса. — и тебе. Что до скотских времен, то уж кому бы жаловаться!
Пальцы гебра стиснули посох. Некстати прострелило спину — напоминание о ночевках под открытым небом да лихих драках с ассасинами. Тимурташ — красавчик. Вот кто пожаловал! Три эмира идут к Манбиджу: Бурзуки, Балак и Тимурташ. Этот прибыл первым.
Юноши, встретившиеся под городской стеной, прекрасно понимали друг друга. Оба были младшими. Оба питались крохами славы со столов своих знаменитых родичей. Оба хотели стать повелителями.
Здесь. Сейчас. Немедленно!
Но если Иса мечтал исподтишка, среди голубиных трупиков и кинжалов с цветными рукоятками, то Тимурташ пер к своей цели напролом. Слишком многое в его характере было от дяди. Да, статью пока не вышел, не заматерел. Но напористость фамильную-то не спрячешь!
— Ладно, ладно… Выгорит наше дело, не сомневайся, — грубовато объявил он. — Другие настанут времена.
— Времена… Говорить все горазды, — с горечью отозвался Иса. — А я что делать буду? Взять-то его можно хоть сегодня. А потом?
— Аллах велик! Иса, ты трус из трусов. Разве не обещал я тебе покровительство?
— Покровительство! — воскликнул Иса. — Ладно, слушай. Есть дом. Когда жены донимают Хасана, он там прячется. Вино пьет, в шахматишки играет. С этими своими… Казначеем, судьей и начальником стражи.
Рошан не видел его лица, но по голосу можно было обо всём догадаться. Обиженный ребенок. Старшие не взяли его в игру. Ушли компанией развеселой, оставили одного.
А он уже большой, тоже хочет со всеми. Винцо попивать, должности распределять, политикой ведать. Аукнутся тебе, Хасан, мальчишечьи слезки!
— А что кроме? — заинтересовался Тимурташ. — Женщины? Гашиш?
— Нет, — с некоторым даже испугом ответил Иса. — Всё чинно у них.
— Плохо. Ишь, праведник, Аллаха в душу… Хм! кхе-кхе!.. — Тимурташ притворно закашлялся. — Ладно. Знаю я твои беды. Сабиха боишься, да?.. — Чувствовалось, что Балаков племянник улыбается: — Свалишь Хасана, а тут тебе Сабих-Мабих. Меч к горлу: где брат твой, Иса? А ты ему: клянусь Мухаммедом (да хранит его Аллах и да приветствует!) не сторож я брату своему.
— Правду говоришь. Так и будет.
— Слушай! Есть у тебя черная с золотом джубба?
— Сыщется.
— Хорошо! О тайном доме забудь. Есть более простой способ. — Тимурташ нагнулся к Исе, и речь его стала неразборчивой. — Когда… сколько-то хватит, а потом… ну сам тоже… судьба…
Иса отвечал испуганным тенорком:
— А ворота как же?
— Ворота… Откроем, не бойся. Есть верные люди в Манбидже, хвала Аллаху. Я ассасинов нанял. Значит, так: дашь знак — и ходу. Я к Хасану, остальные откроют ворота.
— А я?
— Ты — тихо! Возьми бабу из невольниц, войди к ней. Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово — половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут. Не люб ты им.
— Хорошо. Сделаю.
— И джуббу, джуббу черную не забудь! Чтобы не порезали тебя в горячке. Остальных-то наши бить-убивать будут.
— Запомню.
Опять пошла неразборчивая речь. Ритмичные бормотки Тимурташа перемежались испуганным нытьем Исы. Если бы не боль в костях! Многое Рошан отдал бы, чтоб услышать знак, которым предатель должен призвать в город врагов.
Заговорщики разошлись. Рошан выждал немного, а потом двинулся обратно в город. Следовало поторапливаться. Чутье подсказывало, что Марьям, которую он покинул у дворца, попала в беду.
Ариман бы побрал эту ломоту в спине! Хорошо хоть, посох под рукой.
Рошан ковылял по ночным улицам, размышляя о братьях. Вот вроде бы совсем разные… День и ночь. А поди ж ты: оба не без червоточинки. Один город франкам задумал продать (в этом Фаррох уже не сомневался), другой — брата родного Тимурташу. Но Хасана хоть понять можно. К Манбиджу с двух сторон враги подступают. С севера — франки, с востока — арабы. Если держаться до последнего, победитель просто войдет в город и устроит резню, пожары, грабежи, насилие. Но Иса тоже ведь город спасает, получается. Откроет он ворота перед Тимурташем. Бойни не будет — у Тимурташа войск почти нет. Так, волчьи всадники, вряд ли сотня наберется… Но если Тимурташ стараниями Исы захватит в плен Хасана, а потом войдет в город, больше ему и не понадобится. Без Хасана Манбидж сопротивляться не будет.
Значит, ни пожаров, ни грабежей, ни насилия.
Мелисанда разделась и юркнула под одеяло. Еще не хватало, чтобы ее поймала Сатэ! Вообще-то ей полагалась своя комната, но с некоторых пор Мелис предпочитала спать с сестрами. Если что, отсюда можно незаметно выбраться, а когда имеешь дело с Морафией, это важно.
«Королевой я не стану шататься ночью по коридорам. Шпионить для меня будут другие», — подумала она.
От упражнений с мечом ныли плечи. Но уж лучше боль в мышцах, чем ожидание невесть чего, когда отец в плену. Этот… чуть не сказала «мерзкий» — Евстахий, граф Булони, тоже так говорит.
Слово «мерзкий», дурацкое девчачье словечко, к Мелисанде привязалось от Годьерны. У той всё было мерзким или миленьким в зависимости от настроения. Дождь ли, цветок среди камней, бородавка на носу коннетабля Гранье… Мелисанду эта привычка ужасно раздражала, чтобы не сказать бесила. Особенно бесило, что словечко это оказалось привязчивым.