Книга Ремесло Государя - О'Санчес

Хвост дракона, покрытый острыми зазубринами чешуи, расслабленно волочился в мокрой пыли, но зрители хорошо знали, каким быстрым и сокрушительным может быть удар драконьего хвоста. Помимо хвоста, дракон, конечно же полагался на свою чудовищную мощь, на магию, на способность изрыгать сокрушительный жар. Тургун полагался только на силу своих челюстей и мышц, но он был умнее дракона. Редкие, отвратительного вида, перья на туловище тургуна встопорщились и опали. И вновь встопорщились. Опытные зрители поняли, что тургун готовится напасть первым, и, конечно же, угадали: тургун с легкостью, совершенно немыслимой для столь громоздкого тела, побежал вдруг вперед, чуть наискось по отношению к дракону, потом развернулся на ходу и в прыжке достал левое драконье крыло. Пасть закусила сочленение между перепонками, а правая задняя лапа тяжко опустилась - огромные, но сравнительно легкие кости крыла лопнули с омерзительным хрустом, но его тотчас же покрыл оглушительный скрежещущий вой дракона. На удар следует отвечать ударом - таковы врожденные свойства любого хищного демона или зверя: дракон повернул длинную гибкую шею и выпустил в оскаленную морду тургуна залп огня, от которого перья, покрывающие тургунью голову, обуглились, а шкура лопнула в двух или трех местах - точнее никак было не рассмотреть в смешавшихся клубах дыма и пыли. Хвост дракона яростно хлестнул с другой стороны, и оставил на тургуньем боку длинную рваную рану, вот ее уже было видно всем зрителям: густая черная кровь из нее хлестала на арену огромными частыми кляксами. Закричал и тургун. Но ему было не привыкать к ранам и ударам, он уже долгие годы выходил обязательным победителем из всех бесчисленных поединков, которые самцы тургунов ведут, чтобы добиться благорасположения самок. Продолжая рычать от ярости и боли, тургун подпрыгнул и оказался на спине у дракона, всей тяжестью громадной туши своей приплющив дракона к земле. Дракон попытался встать или хотя бы сбросить со спины эту смертоносную тяжесть, но тургун держался цепко. Оба драконьих крыла - изувеченное и то, что оставалось целым, сошлись и разошлись, превращая тургунью шкуру на брюхе в кровавое месиво, хвост хлестнул раз, другой и третий, нанося тургуну раны, не менее ужасающие, чем та, первая, но тургун уже почти сумел сомкнуть на драконьей шее свою пасть, в которой запросто бы уместился самый большой сундук из сокровищницы императора... и сам император в придачу... Его Величество поежился от внезапной этой мысли, но продолжал смотреть.

Ум дракону заменял опыт, накопившийся за столетия: дракон замер на мгновение, перестав делать попытки силой избавиться от нежданного наездника, собрал воедино дух и ярость и хлестнул магической мощью. Магический удар потряс тургуна и даже наполовину сбросил его с драконьей спины, однако тургун успел зацепиться за чешуйчатую шкуру когтями передних лап... Из шести глубоких борозд побежала блекло-голубая жидкость, которую люди звали драконьей кровью, иногда пытаясь использовать в собственной магии, но чаще сторонясь, брезгуя, ибо от драконьей крови образуются весьма неприятные, плохо заживающие язвы; а толк в заклятьях - как его измеришь, как слова заклятья рассчитаешь, когда кровь у драконов каждый раз иная, неодинаковая... Оглушенный магическим ударом тургун не мог себе позволить передышки, пришлось восстанавливать разум и ярость прямо во время драки. Задние лапы тургуна напружинились, хвост, помогая лапам, ударил землю арены, тургун прыгнул и вернул себе прежнее выгодное положение на спине дракона. И немедленно усилил его, навалился всей грудью на искореженные горбы драконьих крыльев, чтобы добраться, наконец, до узкой драконьей шеи. Острые и жесткие обломки крыльев глубоко вошли в тургунью плоть, левая передняя лапа тургуна оказалась перерезана пополам, но своего тургун добился: д-джамммм!!! - тургунья пасть в стремительном ударе захватила драконью шею, челюсти начали медленно сжиматься. Медленно, потому что бронированная шея дракона - серьезное препятствие даже для чудовищных тургуньих клыков. Дракон рванулся, взревел в последний раз и смолк навеки, обмякая в угасающих судорогах.

Зверь одолел демона.

Лишь по внезапно наступившей тишине зрители поняли, какой оглушительный рев и ор стоял здесь только что. Нет, конечно же победитель тургун продолжал пыхтеть и всхрипывать, хвост его с шумом выбивал из поверхности арены ломти слякотной кровавой пыли, старший надсмотрщик у западных ворот подавал громкие команды подчиненным, но все это воспринималось, после только что случившегося, едва ли не глубокой тишиной.

Чуткий слух императора уловил тонкий девчачий голосок, идущий от скамеек слева спереди:

- Бабушка, а почему дракон по нему магией не стукнул? Как наподдал бы - так тургун бы сразу в лепешку!

- Что? Потише, потише... Как это не стукнул? Еще как огрел, и огнем дохнул, да ведь тургуны-то больно уж здоровы, они на магию весьма упорные, внученька, и на человеческую, и на драконью.

- Жаль, я за дракона болела... А уже все? Представление закончилось, да? Бабушка, а как они его обратно загонят? А он его ест, да?

- Тише... Нет еще, не закончилось, видишь - государь изволит оставаться в креслах, значит, еще что-то будет. Не ест он его, демоны для зверья малосъедобны, просто кусает, злобу тешит...

Тем временем Ликумачи Васа, уловив императорский взгляд, подал знак, и цирковые служители открыли еще два загона в западной стороне: подгоняемые тычками острых багров, на арену выбежали два горных медведя. Это были самцы, громадные, в восемь локтей ростом каждый, если поставить на дыбы, взбешенные, жаждущие сорвать злобу на ком бы то ни было, хоть друг на друге, лишь бы когтям и клыкам было бы что рвать и во что впиваться... Но ярость взбешенных медведей резко поугасла, стоило им лишь увидеть чудовище посреди арены. Запах незнакомой крови будоражил медведей, голодные желудки требовали добычи и чужих смертей, но вид окровавленного и переполненного лютостью громадного тургуна оказался способен пригасить медвежий голод и медвежье бешенство.

Один из медведей сообразил на ходу: развернулся и, вместо того чтобы сближаться с тургуном, крадучись пошел вдоль края арены, как можно ближе к ограждению. Другой медведь, не столь осторожный и сообразительный, успел пробежать вперевалку еще с десяток локтей к центру арены, прежде чем остановиться. Густая шерсть его вздыбилась, сквозь ощеренные клыки пошел неуверенный рев: медведю никогда еще не доводилось видеть врага, хищника, настолько большего размерами, нежели он сам... Однако долго раздумывать над неожиданностями бытия медведю не пришлось, тургун почувствовал запах живой, не демонической плоти и ринулся на медведя. Ему хотелось есть, а еще больше - убивать, битва с драконом совершенно не утолила голода его и жажды, но лишь разбудила ярость. Сил приуменьшилось, конечно, ибо они вытекли вместе с большим количеством потерянной крови, но их все еще было в достатке - и крови, и сил.

Медведь встал на дыбы, но удар тургуньего хвоста сшиб его на землю, словно это был не зверюга в четыреста весовых пядей весом, а тщедушный амбарный кхор. Наверное, любому другому живому существу, включая тигра и лугового медведя, этот удар переломал бы все кости, но горные медведи прочностью тела почти не уступали даже цуцырям, горным демонам, своим извечным и естественным врагам, - оглушенный медведь кувыркнулся пару раз по земле и вскочил, и тут же упал навзничь, потому что тургун умел воевать и не собирался давать опомниться увесистой, а значит и очень лакомой добыче. Этот зверек - не ящерная корова, но зато мясо в нем наверняка сладкое, молочное, тургуну доводилось такое пробовать. От него силы прибывают и раны затягиваются гораздо быстрее, чем даже от самых молодых и жирных ящерных коров. Огромная тургунья пасть уже захватила по самое плечо левую переднюю лапу медведя: один укус и жертва станет просто большим и теплым куском плоти. Шевелящуюся, полную горячей крови плоть пожирать даже приятнее, тургун это хорошо знал. Впрочем, медведь тоже неплохо понимал истину сию, но на себя судьбу добычи никогда не примеривал. Медведь хватил, что было силы, правой лапой, и тургуну почудилось на мгновение, что это дракон воскрес со своей проклятой магией - челюсти онемели от мощнейшего удара и разжались сами собой. Но только на одно мгновение: тургун мотнул головой, а потом клюнул ею, словно тараном, в медвежью голову. Медведь подавился собственным рыком и кувыркнулся еще раз.