Книга Туман на родных берегах - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, Варенька. Ну что, есть еще варианты?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет. Если только англосаксы. Покойный генерал крепко прищемил им хвост в Туркестане. Но, сами понимаете, – не их стиль. Их стиль – любовница, яд, наркотики, деньги и компромат в газетах. А тут прекрасно организованная подпольная боевая организация. Нет, шеф. Тут или Блюмкин. Или…
– Или что?!
Варенька задохнулась.
– Или внутренний заговор…
– Вот!
Никита упруго встал и с ненавистью посмотрел в сторону залитых ядовитым электрическим светом древних башен Кремля.
– Вот! Это и есть главное. А пока – пойдемте спать. Постелите себе в гостиной на диване, пусть Лаврентий думает, что я вызвал любовницу или проститутку. И если будете во сне ворочаться так же, как я, подумайте, не говорит ли вам о чем-нибудь следующее название: «Туман на родных берегах». Это американский негритянский джаз. Или спиричуэл, я так и не понял. Верховного название данной композиции отчего-то беспокоит, до дрожи в больной ноге. А его чутью и источникам информации я доверяю. Такие дела…
Когда Ворчаков проснулся, Варенька уже убежала.
Удивляться и ругаться господин полковник имперской безопасности не стал: независимый характер одной из лучших оперативниц Никите был прекрасно известен, ее не переделаешь.
Да и не надо.
Почистил зубы, принял душ, тщательно выбрился опасной золингеновской бритвой.
Предстояла работа, и новый день виделся отнюдь не простым, – а прежде всего надо было связаться с Лаврентием…
Однако связываться не пришлось, – как только он кончил одеваться, в дверь коротко и негромко постучали: Ворчаков, неуловимым движением поставив револьвер на взвод, кошачьим шагом двинулся по стенке к выходу.
– Успокойтесь, господин полковник, – глухо раздалось из-за двери. – И не хватайтесь за пушку, застрелите еще кого-нибудь сдуру. Это не тайные враги государства. Это – всего лишь я, ваш друг Лаврентий Берия.
Никита хмыкнул.
– Неизвестно, – смеется, пряча револьвер в плечевую кобуру и одновременно открывая дверь, – что страшнее. Вы вот только представьте: вам звонят в дверь. Кто там? Лаврентий Берия! У нормального человека – сразу инфаркт. С такими друзьями как вы, Лаврентий Павлович, и врагов не надо…
Лаврентий, поблескивая стеклышками очков, расхохотался и прошел мимо посторонившегося Ворчакова в номер.
– Неплохо устроились, господин генеральный директор. Варенька, насколько понимаю, спала на диванчике в гостиной. Брать такую змею в собственную постель даже я бы не рискнул. К тому же, насколько мне известно, она совершенно фригидна…
Никита задумчиво почесал подбородок.
– Все-то вы знаете, Лаврентий Павлович…
– Работа такая. Валеска Венциславовна Улебская, псевдонимы «Миледи» и «Варенька». Ваш лучший оперативник. Могу дать полную характеристику, если пожелаете, вместе с послужным списком. Он, надо отдать должное, даже на меня в свое время произвел неизгладимое впечатление. Вот только к чему? Мы же все-таки союзники, Никита Владимирович. Или уже нет?!
Никита вздохнул.
– Лично я предпочитаю быть вам именно союзником, – поднял вверх открытые ладони, шутливо признавая поражение. – Иметь вас противником – дело чреватое Лаврентий Павлович. Просто въевшаяся оперативная привычка.
Берия сухо кивнул.
– Я вас прекрасно понимаю. Однако давайте пройдем на балкон и побеседуем. Дело не в жучках, их тут, поверьте, нет. Впрочем, ваши сотрудники, насколько я понимаю, все тут тщательно проверяли. Мои тоже. Просто – погода чудесная.
Ворчаков расхохотался.
– А знаете, Лаврентий, – отсмеявшись, выдавил из себя Ворчаков, – как ни странно это прозвучит, но мы с вами, кажется, сработаемся…
На балконе, который заливал яркий солнечный свет, было, тем не менее, еще как-то удивительно, по-утреннему свежо.
Так иногда бывает в летнем пыльном городе.
Редко, как чудо.
Но бывает.
Внизу, на Манежной, несмотря на давно уже начавшийся рабочий день, сновали толпы чисто одетой публики.
Тут и там раздавался детский смех.
Где-то неподалеку время от времени весело звенели трамваи.
Расторопный половой из гостиничного ресторана, прибрав следы вчерашнего «совещания», водрузил на столик серебряное ведерко со льдом и тремя бутылками красного: двумя заказанными Берией «Кьянти» и «Абрау-Дюрсо», презентом от ресторации.
С «Абрау-Дюрсо» и начали, попутно неторопливо обсудив возможные версии: Блюмкин, англосаксы, туркестанские религиозные радикалы, афганские басмачи.
Радикальные монархисты не смогли простить победившим «белым» отказ в восстановлении монархии и царствующего дома Романовых. Немедленно перегрызшиеся между собой победители были в этом трогательно едины: «Россия – не вотчина Романовых».
Разумеется, рассмотрению подлежали все версии.
Даже грузинские меньшевики, мстящие, чисто по-землячески, за мучительную гибель знаменитого Кобы-Джугашвили: утоплением максималистов на баржах после успешного восстания в Царицыне в девятнадцатом году руководил, как выяснилось, лично Туркул.
Этой пикантной подробности Ворчаков не знал.
Не обсуждали только одну версию – насчет заговора внутри власти: Никита еще ночью неожиданно понял, кто еще мог желать убийства генерала, и по его спине, между лопатками, обильно потек холодный пот.
Расследование в этом направлении стоило немедленно прекратить, и он даже хотел встать, растолкать Вареньку и отдать соответствующие распоряжения, но вдруг мгновенно уснул, как говорили в армии, «отрубился», – а когда проснулся утром, Варенька уже ушла.
Больше он ее никогда не видел: лучшая оперативница Четвертого главного управления имперской безопасности Валеска Венциславовна Улебская, она же «Миледи» и «Варенька», пропала бесследно, и даже тело ее, несмотря на организованные впоследствии поиски, найдено не было.
Во второй половине дня их обоих вызвал к себе Верховный.
Вовсе не для того, чтобы поинтересоваться, как идет расследование убийства генерала Туркула.
Расследование его, как выяснилось, не волновало.
А если и волновало, то после вязания на спицах, вышивания крестиком и состязаний по перетягиванию каната между будущими рекрутами в селении Н-ское Нижне-Ломовского уезда какой-нибудь Пензенской губернии.
Никита на таких соревнованиях в вышеупомянутом уезде однажды присутствовал.
Как выяснилось, Канцлер и Вождь таким образом выполнял обязательный, но непонятный Ворчакову ритуал под названием «погружение в глубины народной жизни».
