Книга Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что бы ни изобрели большевики, оно действует только на короткой дистанции. Значит, кроме пушек, у нас в этом случае есть только один способ.
Долин обернулся.
Британский полковник, числившийся при сводном отряде наблюдателем, говорил по-русски свободно, но медленно.
– Какой?
– Авиация… У красных нет воздушного прикрытия.
Кто-то из-за его спины, нарушая субординацию, вмешался в разговор.
– Ну уж не скажите, полковник. Это у большевиков-то самолетов нет?
Не оборачиваясь, он ответил офицерам.
– Нет, господа офицеры. Я говорю не о самолетах, а о воздушном прикрытии отряда. Посмотрите вокруг.
Он провел рукой окрест. Вокруг, куда только достигал взгляд, волнами поднималась вздыбленная миллионы лет назад земля.
– В этих местах нет ровного клочка земли, чтоб расстелить носовой платок.
Генерал посмотрел на него с интересом. Самолеты – это выход. Даже если это действительно газ, то пилоты могут не опускаться ниже двухсот метров. А если какая-то иная каверза, то, видимо, и впрямь она действует не так далеко. От красных окопов до того места, где один офицер взвалил на себя помешавшегося товарища, было как раз метров двести.
– Ну, положим, что все так и обстоит… Только откуда тогда возьмется наша авиация? Или у британцев носовые платки меньше наших? Или их самолеты в воздух не взлетают, а прыгают?
– Британцы – цивилизованная нация, – отозвался полковник. – Ради успеха в этом деле мы готовы поделиться с союзниками кое-какими секретными разработками. Увидите…
Июль 1929 года
… Четыре раза Сталин в размышлении прошелся от стены к стене, и все четыре раза чекист проводил его взглядом, ожидая, что вот поднимет он глаза и спросит, как умеет…
– Сколько времени вам еще нужно?
Чекист вздрогнул.
– Пятнадцать дней, товарищ Сталин.
Слова эти тяжело дались Менжинскому, но он их все же произнес. Генеральный секретарь посмотрел на председателя ОГПУ из-под насупленных бровей не грозно, но требовательно и спросил, медленно проговаривая слова:
– Вы понимаете, товарищ Менжинский, что сейчас там, в Турции, гибнут наши с вами товарищи, советские люди, коммунисты? Что каждый день задержки это чья-то смерть… Вы понимаете это?
Менжинский выдержал взгляд, кивнул.
– Понимаю, товарищ Сталин. Но быстрее нельзя…
Непроизвольно он оттянул ставший тесным воротник гимнастерки.
– Мы не можем ошибиться. Если мы допустим оплошность, то их смерть окажется напрасной…
Несколько долгих секунд Сталин смотрел на него желтоватыми звериными глазами, потом отвернулся.
– Хорошо… Как вы считаете, доберутся они до Арарата?
– Думаю, что да.
– В таком случае этот аспект нам следует учесть в нашей европейской и азиатской политике. Я уверен, что верующие обязательно возмутятся, если пострадает святыня трех религий…
Июль 1929 года
… Непривычно смотрелся из кабины неподвижный винт. Чудно как-то ощущать себя в кабине летящего самолета при неподвижном винте. Передернув плечами, Федосей оглянулся. Справа, в метре от крыла, не больше, висел такой же самолет, и за стеклянным пузырем кабины виднелась голова в летном шлеме. Слева – закруглением уходящий вверх корпус «ТБ-1».
Отсюда он не казался большим, но Федосей знал, что это ощущение обманчиво. Авиаматка была не просто большой – огромной… Это дальний воздушный авианосец мало того, что нес под собственными крыльями четыре аэроплана, так еще и сам имел шесть пулеметов. К такому на кривой козе не подъедешь!
С другой стороны висели еще два самолета, но уже не истребители, а тяжелые штурмовики «ТШ-1».
После вчерашнего налета белой авиации на позиции красных командование решило ответить врагам тем же, и они поднялись в воздух, чтоб прикрыть свои войска.
Под турецкие облака Федосей попал, в общем-то, случайно.
Он не попал в число пятерых летчиков с «Троцкого», которых товарищ Бехтерев лично отобрал для выполнения особого задания Партии и Правительства, но, поскольку высокое начальство решило использовать конфликт на турецкой территории как полигон для испытания новейших видов вооружений, Малюков попал в число тех, кому особо доверяли… С профессорским аппаратом, конечно.
Профессорское яичко сейчас не узнал бы и родной папа. Его оснастили двумя пулеметами, но в дело пока не пускали. Хватало других технических новинок. Хотя бы и таких, на которой он сегодня поднялся в небо.
Можно сказать, и тут повезло – у красвоенлета Перовского обнаружилась дизентерия, и Малюков стал реальной заменой занедужившему красному герою. Тут учли и боевой опыт, и умение стыковаться с авиаматкой.
Привычней было бы идти в бой на родной цеппелин-платформе, но «Товарищ Троцкий» остался в Свердловске, а нужда диктовала свои условия.
Мембрана шлемофона ожила.
– Всем пилотам. Приготовиться…
Федосей проверил ход штурвала, коснулся кнопки стартера, но отдернул руку. Торопиться не следует. Его от него никуда не уйдет.
– Впереди на десяти часах группа самолетов противника численностью до пяти машин.
И тут же в ухо ударил голос командира.
– Пошли!
Противников Федосей пока не видел. Фраза «до пяти» могла означать все что угодно. Конечно, красный летчик врагов не считает, а только спрашивает «где» и бьет в хвост и в гриву. Но все-таки интересно узнать, по одному врагу «на нос» получается или поболее.
Задача перед ними стояла простая – отогнать чужие аэропланы от наших позиций и по возможности так, чтоб отбить охоту вообще летать в эту сторону.
Над головой длинно заскрипело, словно железный палец по тёрке, и звонко щелкнуло. Самолет, отцепленный от крыла, клюнул носом, и откуда-то пришло уже знакомое мгновенное ощущение невесомости. Оно скользнуло из желудка вверх, Федосей сжал зубы, но тут пропеллер провернулся раз, другой и расплылся дрожащим кругом.
Где-то рядом летели товарищи.
Федосей глянул по сторонам. Так и есть. Все четыре самолета отделились от авиаматки. Четыре к пяти – нормальное соотношение, тем более, белые никак не ждут их в воздухе.
Солнце осталось справа, и веселая мощь мотора понесла его вперед сквозь уплотнившийся воздух. Через несколько минут на голубом горизонте появились черные точки.
Они росли на глазах, а в промежутках между ними появлялись все новые и новые. Три. Пять, семь, десять… Пришло желание выругаться, но пилот только присвистнул.
Двенадцать машин! Вот тебе и «до пяти»…
