Книга Мир красного солнца - Клиффорд Саймак

Я схватил первый попавшийся, сунул под мышку и бегом вернулся в соседнюю комнату.

Я слышал разъяренные голоса священников — они яростно расчищали коридор, который завалил камнями мой выстрел. В поле зрения пока никого не было видно.

С победным воплем я схватил цилиндр, в котором находилось все, что осталось от моего друга, и нырнул в узкую щель, сделанную мной между комнатой и темным коридором.

Оказавшись в мрачном проходе, я устремился вперед и мчался до тех пор, пока не решил, что добрался до поворота. Плюнув на осторожность, я вытащил фонарик и рассек кромешную темноту полосой яркого света. Позади себя я услышал пронзительный крик, а потом последовал выстрел из миниатюрного огнемета, но расстояние было слишком велико, и бледный язык пламени зачах на полпути ко мне.

Мой собственный страх дышал мне в спину, и я рванул вперед. Огнемет продолжал стрелять. Достигнув наконец поворота, я остановился, сунул в карман фонарик и вытащил один из моих пистолетов. Выглянув из-за угла, я нажал курок и быстро отступил. За эту краткую секунду, с помощью одно-го-единственного выстрела, превращающего в пепел все на своем пути, я успел очистить коридор.

Пошатываясь как пьяный, я вышел из ворот храма в темную холодную ночь. Я едва не споткнулся о тело мертвого стражника, но зато очнулся и вновь бросился бежать. За моей спиной слышался гул голосов, исполненных страха и злобы. Разъяренные, перепуганные священники пытались перерезать мне путь к отступлению. Слишком поздно.

Темнота поглотила меня, и через полчаса я летел на флаере, который загодя спрятал неподалеку от храма. Я держал путь в пустыню Арантиана. На соседнем сиденье лежали два цилиндра, совершенно идентичные по виду и форме, но в одном находился мозг землянина, а во втором — марсианина.

В пустыне

— Это решительно ни к чему, Кен, — сказал я, — Я испробовал уже абсолютно все. Это просто нелепая случайность, что я прихватил цилиндр того марсианина, который умер еще до того, как земляне пришли на Марс. Мы теперь можем узнать о цилиндрах лишь то, что знали о них священнослужители тех лет. Он сболтнул немало, главным образом когда я пригрозил разбить молотком его цилиндр. Эти марсиане, похоже, любят свою вечную жизнь в этих дурацких сосудах. Из страха он рассказал все, что знает. Но все, что он знает, — это то, как мозги помещают в цилиндры. Он утверждает, будто невозможно вынуть какой-либо из них и вернуть обратно в тело.

Я сидел сбоку от цилиндра, в котором плавали мозг и лицо Кеннета Смита.

— Да, Боб, — прозвучал голос моего друга, его губы двигались довольно медленно. — Похоже, что я заключен здесь до конца жизни, которая, как уверяет наш марсианский друг, будет длиться вечно, раз уж я попал в одну из этих штук. Забавно, как они научились делать вещи вроде этой. Какая-то химия, которая позволяет мозгу оставаться живым. Я полагаю, Тарсус-Эгбо сказал тебе, что это за хрень.

— Сказал. Весьма неохотно, надо признать, но я повернул рычажок и дал ему повыть пятнадцать минут. Я засек время. Когда я выключил, он был готов рассказать мне все, что знал, о составе вещества.

— Какие у тебя планы, Боб?

— Сложный вопрос, Кен. Хотелось бы попробовать вернуться с тобой на Землю, но это совершенно невозможно, по крайней мере еще несколько лет. Марсиане будут потрошить каждый уходящий корабль, прочесывать частым гребнем. Возможно, я смог бы незаметно выскользнуть — но человек, пойманный с одним из этих сосудов!.. Парень, это будет просто кошмар! Если мы сможем вернуться на Землю, считай, мы спаслись. Пока мы на Марсе, за нами обоими идет охота — за осквернение храма. Правда, на Земле нас будут преследовать за убийство двух священнослужителей, но мы сможем как-нибудь решить эту проблему. Я тут с тобой завяз, хотя это, пожалуй, не так и важно.

— Крепкий парень, — проговорил Кен, — Если я когда-нибудь стану для тебя чересчур тяжелой ношей, просто разбей резервуар и иди своей дорогой.

— Ты же знаешь, что я никогда этого не сделаю, Кен. Мы же друзья, не так ли? Если бы марсиане засунули в цилиндр меня вместо тебя, ты бы действовал так же. Я был бы мерзким человечишкой и плохим другом, если бы бросил тебя.

Мы на некоторое время замолчали, продолжая сидеть и глядеть на красную пустыню — песок и колючки, расстилавшиеся на многие мили вокруг, — бескрайнюю пустыню, в которой больше не было ничего.

— Если что-нибудь случится… — снова начал я. — Ну, что-нибудь такое, ты понимаешь… Если марсианские корабли обнаружат нас, или если… ну, ты понимаешь… Я обещаю выпустить в тебя всю обойму. Я не допущу, чтобы ты снова попал в их руки.

— Вот именно, — откликнулся Кен, — Просто скажи: «Пока, парень, я не хочу этого делать, но это лучший выход» — и грохни молотком. Только убедись, что врезал как надо. Эта штука может оказаться очень крепкой. Наверное, ее не просто разбить.

Солнце медленно клонилось к закату, красная пустыня постепенно остывала, и я почувствовал, что начал замерзать. Я передернул плечами и поднялся на ноги.

— Пожалуй, пойду чего-нибудь поем. Я скоро вернусь.

— Да не торопись, — ответил Кен, — Мне нравится пейзаж. Оставь меня так, не выключай. Только поверни немного к западу. Я люблю смотреть на закат.

— Ладно, старик.

Я похлопал по цилиндру и слегка повернул его, чтобы мой друг мог видеть, как опускается солнце.

Мы скрывались уже несколько недель. Не было на Марсе более подходящего места для того, чтобы спрятаться, чем великая пустыня, пустыня красного песка, населенная только злобными колючими кустарниками, ядовитыми насекомыми и рептилиями.

Сперва мы были полны надежд, что получим полезную информацию от мозга марсианина, который я стащил из храма. Больше всего я хотел найти способ извлечь мозг Кена из цилиндра и вернуть его в человеческое тело. Для этого, конечно, нужно было бы найти человека, готового отдать свое тело, и хирурга, который выполнил бы операцию, а это казалось не такой уж сложной проблемой. Однако, как выяснилось, такого способа нет. Раз мозг оказался в цилиндре, то он останется там навсегда. Марсианин торжественно заверил меня, что химическое вещество, в котором плавает мозг, имеет достаточную концентрацию, чтобы питать те органы, которые в него поместили, безгранично долго. Когда цилиндр отключали от прибора, мозг впадал в состояние анабиоза и ему не требовался питательный раствор.

Я предложил Кену вернуться в храм и попытаться добыть цилиндр, в котором содержался бы мозг священнослужителя, умершего совсем недавно, надеясь, что за те долгие годы, прошедшие со смерти Тарсуса-Эгбо, марсианская наука шагнула вперед. А вдруг они узнали какой-нибудь способ вернуть мозг в тело, ведь может оказаться и так!

Кен запретил мне. Он доказал, что это слишком опасно. Несомненно, храм, после всех наших эскапад под его крышей, сейчас охраняется более чем тщательно, и у меня будет лишь один шанс на тысячу, что я выберусь оттуда живым. Кен также заметил, что не следует думать, будто священники знают способ вернуть мозг в тело, что они вообще пытаются найти его. Быть заключенным в цилиндр и являлось вершиной амбиций марсианских священнослужителей. Это означало вечную жизнь — то, что ими больше всего и ценилось. Даже если, подчеркнул Кен, они в принципе могут найти решение этой сложной задачи, они не станут ею заниматься, поскольку жизнь в цилиндре кажется им самым лучшим способом существования. Я был вынужден согласиться с ним.