Книга Киммерийская крепость - Вадим Давыдов

— Хорошо, — Осоргин сдался. Если Рэйчел принимала решение – это было решение, а не повод поспорить. — Когда я должен приступить?

— Как можно скорее, — Рэйчел посмотрела на моряка. — Мы планируем созвать тридцать первого собрание акционеров. Общее собрание. Я была бы рада, если бы могли как-то успокоить наших вкладчиков и друзей.

— Хорошо. Аэроплан в Варшаву вылетит, — Осоргин бросил быстрый взгляд на ручной хронометр, — через четыре-пять часов, это максимум. Людей в Париж я отправлю тоже сегодня же вечером. Аэропланом. Миледи…

— Да?

— Миледи, — Осоргин почувствовал: ещё немного – и голос сорвётся. — Позвольте нам разобраться с этими. Сейчас. Поверьте, мы справимся. И вам не нужно будет…

— Нет, — голос Рэйчел звучал спокойно, — но Осоргин понял: она в ярости. — Нет. Я не позволю. Вы забыли о предупреждении? Не смейте умножать эманаций. Вы стали слишком сильны и самоуверенны. Там, где раньше вы просчитывали три дюжины вариантов, теперь вы… прёте, как дредноут. Именно об этом говорилось. Когда он был ещё здесь. Если вы забыли, я вам напомню. Я среди вас именно для этого. И я запрещаю.

— Да, миледи, — Осоргин повесил голову. — Конечно, вы правы. Простите.

— Я вас люблю, Вадим Викентьевич, — ласково дотронулась до его рукава Рэйчел. — Я вас ужасно люблю, и не хочу потерять. Пожалуйста, не будьте так неразумны. Осторожность и выдержка. Я ведь хорошо вас знаю. Мы можем вызвать такую бурю, которая нас скрутит, сомнёт в мгновение ока. Как бы мы не были могучи и уверены в своих силах, никогда нельзя уверенность заменять самонадеянностью. Перестав думать, мы погибнем.

— Не тревожьтесь, миледи, — тихо сказал Осоргин. — Мы справимся. Всё будет сделано, как надо.

— Прекрасно. Немедленно отыщите доктора Вейцмана,[15]мы должны встретиться безотлагательно. Пусть подготовит докладную записку, возможно, Его Величество сочтёт желательным заслушать его.

— Хорошо, миледи.

— Свяжитесь с господином Жаботинским,[16]пусть его люди приступают к развёртыванию. Кажется, больше ждать не имеет смысла.

— Похоже, так, — Осоргин едва не заскрипел зубами. — Как бы уже не было поздно.

— Они… мы справимся, — твёрдо сказала Рэйчел и вскинула голову. — Ведь другого выхода нет, не так ли?

— Да, миледи. Конечно.

— Подготовьте шифровку Рутенбергу,[17]я должна её посмотреть перед отправкой.

— Полчаса, миледи.

— Кто будет вас замещать на период подготовки?

— Майор Ушаков и майор Репнин. Отличные офицеры, можете на них смело полагаться.

— Не премину, — улыбнулась Рэйчел. И снова сделалась серьезной: – Скажите, Вадим Викентьевич. Я ведь в таких вещах не слишком хорошо разбираюсь. Если придётся держать коридор для эвакуации… Это возможно? С нашими силами?

— Некоторое время, — Осоргин чуть наклонил голову вперёд. — Не очень долго, разумеется. Я не могу и не буду рисковать всем корпусом ради…

— Вадим Викентьевич, — Рэйчел укоризненно покачала головой.

— Нет, нет, — заторопился Осоргин и поморщился от неловкости. — Я же не в том смысле. Мои люди совсем для других задач обучены и предназначены. Это же как шпагой деревья рубить… я просто не имею такого права. Да и потом – насильно мил не будешь, как говорится. Если сам Владимир Евгеньевич не может своих соплеменников перед лицом такой опасности, — Осоргин замялся, подыскивая нужное слово, — уговорить, то где уж нам-то?!

Да, подумала Рэйчел, это правда. Она вспомнила свою встречу с раввинами из Польши, Чехословакии, Румынии и Венгрии – здесь, в Лондоне, в мае тридцать восьмого, за пять месяцев до «Хрустальной ночи». С каким недоверием, с какой враждебностью смотрели на неё эти люди, от которых зависело очень много. Невероятно много. Она улыбнулась чуть заметно, вспомнив, как недоверие сменилось недоумением, когда она объяснила, почему и зачем просила их всех приехать сюда. Когда сказала: есть только один способ жить в ладу с самим собой. Это значит – обращаться с другими так, как хочешь, чтобы обращались с тобой. И делать именно то, что должен, — для того, чтобы случилось, чему суждено. В этих словах – вся правда этого мира. Тому, что без долга и чести ничего не имеет смысла на этой земле, — под этим небом, под этим солнцем, — можно научиться только от мужчин, подумала она, закрывая глаза. Она улыбнулась ещё раз, припомнив, как недоумение на лицах этих людей сменилось совершеннейшим изумлением, когда она сказала: мне всё равно, хороши или плохи евреи. Меня интересует лишь одно: насколько плоха или хороша я – как человек, как женщина и как христианка. И что я должна сделать для того, чтобы случилось то, чему суждено – на самом деле, а не задуманное какими-то извергами, вообразившими себя богами. И что должны сделать для этого вы – точно так же, как и все остальные.