Книга Глубокая операция «попаданца» - Михаил Ланцов

– Я понятия не имею, на что пишут в НКВД, – произнес несколько озадаченный Каганович.

– Тогда и черт с ним. – Улыбнулся Тухачевский. – Будем считать, что шутка не удалась.

– Чай? – Решила проявить некоторую заботу Нина Евгеньевна.

– Буду вам очень благодарен, – улыбнулся Каганович, вешая пальто на крючок вешалки.

Пройдя в комнату и усевшись на диван, Лазарь Моисеевич осмотрелся и удовлетворенно хмыкнул.

– Я так понимаю, вы пришли по делу, а не ради соблюдения формальной вежливости?

Может быть, сразу к нему и перейдем? – Спросил Тухачевский. – Вас не смущает, что нас слушают?

– Сейчас нас не слушают, – со все той же шутливой улыбкой сказал Каганович.

– Опасный шаг. – Задумчиво произнес Тухачевский. – Хозяин в курсе?

– Он и отправил. Я хотел с вами обсудить один вопрос, который не желательно освещать при лишних слушателях.

– Вот как? – Спросил Михаил Николаевич, задумчиво наблюдая за своим гостем. "Он врет", – подумал Тухачевский, наблюдая за характерной мимикой, "Как по писанному.

Вопрос только в чем. Нас записывают или Сталин не в курсе?" – И что же это за вопрос такой, что сотрудникам ГУГБ НКВД о нем знать не стоит? Насколько я знаю, подписку о неразглашении никто не отменял, да и серьезных ребят, преданных делу, не так чтобы и мало, особенно в органах, чтобы помочь оступившимся. Даже тот же Ежов, – от упоминании Николая Ивановича Каганович скривился. – Что? Он вам не по вкусу?

– Вы же сами его так отрекомендовали, что хоть сразу расстреливай. Партия заинтересовалась вашими заявлениями и стала проверять Ежова Николая Ивановича.

– Значит все подтвердилось?

– Иначе с вами бы никто не разговаривал. Дали признательные показания. Выдали соучастников. Проверили. Осудили. Расстреляли. Вы же понимаете, что сейчас не те времена, когда Партия может проявлять ненужный гуманизм.

– Отчего же не понимаю? Я ведь враг. Классово чуждое происхождение. Имперское военное образование. Гвардейский подпоручик Российской Императорской армии. Мне даже не нужно что-то замышлять, чтобы меня подозревали. Достаточно просто быть.

Ведь я шикарный кандидат на роль иностранного агента или шпиона. Сколько "гостей" из прошлого сейчас осталось на производстве, в армии и органах? Единицы. Кем их заменяют? Классово близкими выходцами из рабочих и крестьян.

– Вам это не нравится? – Лукаво улыбнулся Каганович.

– Нет, что вы. Это замечательный шанс реализовать творческий потенциал народа.

Мне не нравится другое, что замена происходит слишком огульно и без оглядки на подготовку и образование. А вы ведь помните, что нам говорил по этому вопросу товарищ Ленин? С вашего позволения процитирую, – сказал Михаил Николаевич и, дождавшись кивка Кагановича, выдал длинную фразу, рожденную в свое время вождем революции. – "Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами, и с Брешковской, и с Церетели. Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, то есть к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту. " – Похвально, – кивнул Лазарь Моисеевич. – Такие немалые высказывания по памяти не все могут цитировать.

– И что похвального в том, что я процитировал забытые и никому сейчас не нужные слова?

– Чего вы добиваетесь? – Неудовольствие в нем едва скрывалось. – Я вас не понимаю. При вашей информированности вы могли бы вполне успешно подготовить и провести военный переворот и захватить власть в СССР. Да, я помню ваши тезисы о том, что оппозиция оказалась слишком разрозненной, но, все это мелочи. Вы изменились и в обновленном варианте вполне бы устроили многих. Тем более, что, в отличие от тех же Бухарина или Троцкого, не грезите расстрелами и террором по отношению к классово чуждым. Почему вы решили все бросить и перейти на нашу сторону? Ведь… это никак иначе не назовешь? Вы – перебежчик. Предатель своего дела.

– Я бы поостерегся говорить такие громкие слова. Вы ведь стремитесь построить коммунизм в одном отдельно взятом государстве. Я тоже. Только у нас методы разные. Были. Не так давно я согласился с тем, что подход товарища Сталина намного разумнее, что подход Троцкого. Ведь, несмотря на все разногласия и мерзопакостную натуру, Лев Давидович тоже своего рода коммунист. Другой вопрос, что после него одни пожарища остаются да разруха, а это, согласитесь, не есть тот идеал, к которому мы все стремимся. Вряд ли вы или я боролись бы за победу революции, грезя о том, как превратим весь мир в одно сплошное пожарище.

Напротив, мы с вами хотели облегчить жизнь простых людей – рабочих и крестьян, потеснив все остальные классы. Разве нет?

– Все так, – покачал головой Каганович, – все так. Значит, вы утверждаете, что посчитали методы борьбы товарища Сталина более эффективными и решили перейти на его сторону?

– Именно так. Хотя, если честно, я не верю, что он когда-нибудь начнет мне доверять. После той глупости, что я учудил под Варшавой, я потерял его уважение.

А дальше все только накапливалось. Вы же понимаете, уважение просто потерять, но вот восстановить иногда бывает просто невозможно. Думаю, тут именно тот же самый случай. Но, – Тухачевский сделал небольшую паузу, твердо взглянув в глаза гостью,

– Лазарь Моисеевич, вы же не ради этого вопроса ко мне пришли?

– Вы правы. В вашей аналитической записке по состоянию дел в РККА было уделено большое внимание вопросу военной промышленности…

– Так вас смутило мое предложение о миграции?

– Миграции? – Удивился Каганович. – Пожалуй это подходящее слово. Почему вы так уверены в том, что РККА не смогут остановить и легко опрокинуть врага?

– Чтобы потом разбить его малой кровью на чужой территории? – Уточнил Тухачевский, используя популярный в те годы лозунг.

– Именно так. Ведь вы были в числе тех, кто активно продвигал этот тезис.

– И я покаялся в своих ошибках. Вы разве забыли тот опыт, который мы получили в ходе Мировой и Гражданских войн?

– Мировая война не в счет. Вы должны понимать, что армия, состоящая из рабочих и крестьян сможет только за правое дело хорошо воевать…

– Лазарь Моисеевич, мы с вами не на политзанятиях. – Перебил его Тухачевский. – Вы что, действительно считаете, что правильная политическая подготовка способна заменить боевую? Мы ведь с вами не сюжет для идеологически верного фильма обсуждаем, в котором бессмертный комиссар встает во весь рост и под плотным пулеметным огнем идет на врага. А пули его облетают стороной или, что еще лучше, отскакивают от пролетарской груди.