Книга Царь Кровь - Саймон Кларк

Во рту вдруг так пересохло, что пришлось осушить полпакета апельсинового сока, чтобы сбить жажду.

Что со мной? Где я был?

Я потер живот. Мышцы подергивались, будто я только что испытал сильнейшее потрясение, но за все сокровища мира я не мог бы вспомнить, что это было.

Я только знал, что это пришло и случилось снова. Я потерял час жизни и понятия не имел, что в это время делал. Вернулся образ серого лица. Я его снова сегодня видел? Я повернулся к двери, ведущей в сад. У меня с собой фонарь. Могу пойти посмотреть. Только почему-то даже эта мысль ужасала. Я знал, что увижу снаружи, если открыть дверь.

Увижу то же серое лицо, эти глаза, обладающие силой смотреть сквозь мой череп. Нет, видит Бог, не хотел я испытать это снова. Руки так тряслись от страха, что луч фонаря плясал кругами на стене. Нет. Не хочу снова видеть это лицо. Даже воспоминание о нем меня пугало. Но почему, черт бы его побрал? Я попытался снова рассуждать разумно. Вечер пятницы. Что ты видел, Рик? Ведь это же был наверняка мох или… или кусок ветви, отломанной от ствола бурей.

Так что ты видел, Рик?

Я видел страшную тварь. С серым лицом. Глаза, пронзающие сердце… страшные глаза… она хотела меня… она строила на меня планы…

Сердце замерло, во рту пересохло, как в печи. Я просто не знал… Непонятно почему, но я так перепугался, что весь покрылся потом. Повернувшись спиной к двери, я быстро направился к лестнице. Черта с два я сегодня открою дверь. Черта с два буду смотреть, что прячется там в саду. Я не попадусь снова этой штуке. Черта с два я дам себя схватить этим грязным ручищам…

Но что с тобой было, Рик? Почему ты не можешь вспомнить?

На шестой ступеньке я остановился.

И сказал себе: “Рик, ты не спасуешь перед этой тварью”. Потом я сделал глупость.

Я повернулся, спустился опять по лестнице, прошел через кухню, открыл дверь… и вышел.

* * *

Вторник. Беженцы все еще здесь. На деревенской площади появились палатки, и на футбольном поле, и на лугу. Жизнь стала более организованной, здесь и там люди выстраиваются в очередь за завтраком. Мы – то есть группа “С” – все еще ищем детское питание. Эти клопы успевают высасывать все, что мы приносим.

Было решено, что мы проверим, удастся ли перенести охоту за детским питанием поближе к пригородам Лидса, где можно будет взламывать большие супермаркеты, но нас предупредили в сам Лидс не заходить, поскольку газ мог еще не выветриться.

Мы со Стивеном направились вниз к гаражу Фуллвуда, по дороге непринужденно болтая. Я то и дело задумывался о потерянном ночью часе. Думал, не рассказать ли Стивену, но в теплом свете июльского утра это казалось настолько абсурдным, что даже не стоило упоминания. Воспоминание, как я стою в кухне с полотенцем в руках, было не более реальным, чем дурной сон. Даже ночная охота в саду, когда я нервно светил фонарем под изгородь, подпрыгивая, когда спугивал соседскую кошку, была достойна только смеха. В конце концов, так казалось в этот момент. Но ночью, когда я был в темноте и один, сердце колотилось так, что из груди выпрыгивало. Черт, не буду скрывать: я перепугался.

А сейчас у нас на уме были более важные вещи. Надо было достать мотоциклы, поскольку люди, разведывавшие окраины города, доложили, что почти все дороги забиты брошенными машинами. На мотоцикле много детского питания не увезешь, но на нем хотя бы можно проехать.

Солнце пригревало сквозь утренний туман. В полях медленно оживали гектары людей после еще одной ночи под звездами.

– Хорошо, что это не случилось зимой, – сказал Стивен. – Они бы от холода перемерли как мухи.

– При такой скорости и зима не за горами.

– Пессимист!

– Нет, реалист. Из Лондона еще ни одна собака не объявилась.

– Ну, ваш премьер все-таки на той же Даунинг-стрит, 10.

– Так говорят.

– Ладно, циник, пошли. Нас группа “С” ждет. Привет, парни! – жизнерадостно крикнул Стивен и зашагал к гаражу.

Ребята широко заулыбались. Умел Стивен оживлять людей, даже когда просто в комнату входил; теперь он шагал среди группы человек в двадцать, хлопая их по ладоням, дружески стукая по спинам, отпуская веселые замечания.

– Ну и ботиночки, Дин! Вижу, мода пошла на болотные сапоги… Ух ты, Спарки, привет! – Говард Спаркмен усмехнулся, как школьник, когда любимый учитель изволит по его адресу пошутить. – Ну ты и даешь! Где раздобыл такую рубашку? Так, не говори, сам угадаю. Купил в магазине флагов и перекрасил.

И тут же Стив мастерски сменил высокооктановый ди-джеевский голос на озабоченный и сочувствующий.

– Стенно, привет, как твой глаз?

Стенно, сидя на стопке старых покрышек, слабо улыбнулся. У него один глаз распух и закрылся, и на брови была больничная повязка.

– Нормально, Стивен, спасибо.

И он снова уставился на измазанный маслом бетонный пол, будто что-то напряженно в уме считал.

Я решил воспользоваться случаем, пока Пат Мюррей не пришел и не стал расспрашивать Стенно, что именно случилось вечером в пятницу. Я помнил, что видел я… что я думал,что видел в лесу. И сейчас мне очень хотелось сравнить впечатления со Стенно. Видел ли он, кто на него напал? Что его так перепугало?

Я пошел к нему в обход осмотровой ямы.

– Мальчики, девочки! Минутку внимания!

Опоздал. Нас призывали к работе. Говард перехватил мой взгляд, вытянулся, по-военному держа руки по швам, и улыбнулся. Я пожал плечами. Перед уходом надо улучить момент и поговорить со Стенно.

Сегодня Пата Мюррея сменил Билл Фуллвуд, владелец гаража. В свои семьдесят с гаком он был по-прежнему одет каксмазчик: мешковатый комбинезон и ботинки со стальными накладками. Волос на голове у него уже оставалось немного, и те, что остались (знаете, стариковские волосы вроде пуха одуванчиков), реяли в воздухе, как развеваются в воде волос ныряльщика. Билл был из тех, кто кажется самой старой достопримечательностью деревни; можно было бы поклясться, что он был здесь раньше деревенской церкви. Продукты он покупал в супермаркете, где я работал, и, по моим сведениям, старик жил на одних только тунцовых консервах. И все равно с виду он был еще ничего, и в его возрасте он все еще выворачивал из машин коробки скоростей.

Гараж был пещерой Аладдина, полной старых велосипедов, мотоциклов – даже стоял в углу пыльный “джаг”, чьи шины уже двадцать лет не знали поцелуя дороги. Казалось, он терпеливо ждет, пока любящие руки бережно отнесут его в музей.

– Садитесь вокруг, ребята. – Голос был доброжелательным, но несколько усталым. – Мне неохота драть свое старое горло больше чем нужно.

Мы придвинулись – все, кроме Стенно, который сидел на шинах будто приклеенный. Он уставился в пол. Присутствует телом, но далеко разумом.