Книга Муза винодела - Келли Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во рту у Симоны вдруг пересохло, когда она увидела, что Рафаэль, оставив бутылку ликера на барной стойке, направился к холодильнику. Он достал кувшин с водой и немного налил в высокий стакан. Налил и ей тоже. Симона очень боялась принять неверное решение. Принцесса или вакханка? Она могла 5ыть и той и другой, а иногда обеими сразу, но Рафаэлю не нужна вакханка. Несмотря на все его насмешки, именно принцесса привлекала Рафа. Именно принцесса заслужила все его комплименты, и потому именно принцесса стояла сейчас перед ним, отчаянно пытаясь взять под контроль свои эмоции.
— Ты уезжаешь утром? — поинтересовался он.
— Да. В Сидней. А послезавтра улетаю. — Она не хотела здесь задерживаться. Не хотела оставаться один на один с ним, причем на его территории.
— А в каком отеле ты остановишься в Сиднее?
— В «Четырех сезонах».
— Найдешь его?
— В машине есть спутниковая система навигации.
Рафаэль кивнул. Разговор иссяк. Пора прощаться. Пора размышлять о жизни без ангела, жаждущего отмщения и, возможно, чего-то еще.
Симона сделала к нему шаг и неловко протянула руку. Она расплачется, как только он уйдет. Но сейчас… сейчас она будет принцессой.
— Желаю тебе удачной встречи с Этьеном.
Рафаэль посмотрел на нее. В его глазах что-то вспыхнуло. Не обращая внимания на протянутую руку Симоны, он дотронулся пальцами до ее щеки, наклонился и мягко поцеловал в губы.
— Это принцессе, которая помогла сделать свадьбу незабываемой.
Ее губы не хотели отпускать его, и она ничего не могла с этим поделать. Он слишком много значил для нее, этот мужчина. И так было всегда.
Глаза Рафаэля, дразня и обжигая, искали ее взгляд. Его рука скользнула по шее Симоны и потянула ее за волосы. Губы замерли в миллиметре от ее губ.
— Будь ты проклята, — прошептал он, задыхаясь. — Будь ты проклята…
А потом их губы сомкнулись, освободив его страсть и гнев, в следующее мгновение затянув их туда, где правит только чувственное безумие.
Он безумно хотел ее. Он мечтал овладеть ею, и пусть она трепещет под ним, а с ее губ срывается его имя. Он намеревался погубить Симону, а потом воскресить, ранив ее душу так, как она когда-то ранила его.
— Скажи, ты хочешь того, что только я могу дать тебе? — шептал он, прижимая ее спиной к барной стойке. Его губы снова нашли ее губы, а потом щеку и особо чувствительное местечко за ухом. — Скажи…
— Я хочу этого, — откликнулась она. Пальцы Симоны перебирали пуговицы его рубашки, ее губы скользили по его горлу. — Всего этого.
Пиджак Рафаэля упал на пол. Он нашел «молнию» на ее платье и потянул вниз. Какая же она мягкая и теплая! Он не в силах забыть удивительную податливость ее тела. Наконец он раздел Симону и поднял на руки.
Плоть, прижатая к плоти. Губы, прижатые к губам. Пусть она отдаст ему всю себя, а он возьмет, не думая о цене.
Постель… Смятые простыни… Симона в его объятиях, с его именем на устах… А он раз за разом погружается в нее…
С бешено колотящимся сердцем и душой, рвущейся на свободу, Рафаэль начал двигаться.
— Медленнее, — прошептала она. — Я слишком долго ждала этого… Пожалуйста, помедленнее, а то я не продержусь и минуты.
Рафаэль и не хотел, чтобы она продержалась.
— Скажи… мое имя. Скажи…
Симона выдохнула его имя. Это походило на проклятие и мольбу одновременно.
Симона медленно поднималась из темных глубин. Волны экстаза, постепенно затихая, пробегали по ее телу. Наслаждение было получено, желание удовлетворено. Прикосновения Рафаэля были нежны. Наконец Он, все еще не выпуская ее из своих объятий, перекатился на бок.
Молча.
Однако глухие удары его сердца сказали Симоне о многом.
— Ты предохраняешься? — спросил он глухо.
— От беременности? Да.
А вот можно ли защитить свое сердце от этого мужчины? Она боялась, что нет. Симона приподнялась на локте, пристально вглядываясь в его лицо. Глаза Рафаэля блестели, бесстыдно-синие. Уголки его губ чуть дрогнули, когда она легла на него и, наклонив голову, накрыла Рафаэля темным занавесом своих волос.
— Я хотела бы провести с тобой ночь, — сказала она, целуя его в подбородок.
— Да.
— Целую ночь.
— Да. — Он притянул ее к себе для еще одного поцелуя.
Симона позволила его губам пробудить в ней страсть. Она растворилась в этой страсти и хотела бы остановить время, чтобы лучше все запомнить. Словно услышав ее мольбу, Рафаэль заставил мир замедлить вращение, неторопливо лаская ее.
Только тогда, когда она была уже на самом краю, он слился с ней и еще раз погрузил в забвение — туда, где были только она и еще один человек — Рафаэль.
Рафаэль лежал с открытыми глазами. Он не засыпал, стремясь как можно лучше запомнить каждое мгновение, проведенное с Симоной. Он обнимал единственную женщину, которую когда-либо любил, единственную женщину, которой открыл свое израненное, но преданное сердце.
Однако его любви недостаточно. Если только она не поверит в него. Если он не будет уверен в ее любви к нему.
Симона осталась в Кавернесе. Рафаэль вырвался оттуда, не смея посмотреть назад. Не оглядываться. Никогда не оглядываться.
Рафаэль закрыл глаза и пожелал, чтобы к нему пришел сон.
Здесь не было ничего, что он хотел бы видеть.
Утро наступило слишком быстро.
— Нет, — запротестовала Симона в полусне, когда Рафаэль беспокойно зашевелился рядом. Открыв глаза и обнаружив, что новый день наступил, она зажмурилась и перекатилась на живот. — Нет…
— Я в душ, — сказал он. — Хочешь со мной?
— Нет… — Симона осторожно приоткрыла один глаз. — Может быть…
Его улыбка была дерзкой.
— Ну, как знаешь.
Рафаэль встал и ушел в ванную.
Зашумел душ. Простыня полетела на пол. Не стоит нежиться в постели, если тебе брошен вызов. А вызов определенно был. Улыбнувшись, она вспомнила его упругое подтянутое тело и улыбку.
Симона чуть помедлила, стоя перед стеклянной дверью, на которую обрушивался каскад брызг. А потом дверь распахнулась, и сильная рука втянула ее внутрь.
— Ты очень решителен, — пробормотала она. — Это и раздражает, и одновременно притягивает.
Он подарил ей еще одну дьявольскую улыбку:
— Я знаю. Поедем сегодня в Сидней вместе. Я попрошу кого-нибудь перегнать твою машину.
Симона хотела этого. Ужасно. Но с наступлением дня осторожность вернулась к ней. Ночь, проведенная с Рафаэлем, ничего не изменила.