Книга Голыми глазами - Алексей Алехин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты увидишь задымленный вековыми дымами ошский базар, растянувшийся вдоль замусоренной каменистой речки с лепящимися по обрыву человеческими гнездами.
Увидишь плоские, прижатые от ветра камнями крыши чайхан и лавок.
Желто-зеленые пирамиды дынь и оранжевые неподъемные валуны тыкв.
Кирпичные горки молотого перца на прилавках.
Гроздья винограда, наводящие на мысль о зеленоватых легких ферганских садов.
Розовый узгенский рис, ароматный и рассыпчатый в плове, доходящий отсюда до Коканда, Самарканда и Бухары.
Поверх всего этого богатства – спешно расстилаемые ввиду позднего времени брезенты и тряпицы.
Пустеющие ряды.
В кузнечном – еще достукивает молот.
Маленькая ослиная подкова, последняя за день, присоединяется к иссиня-черной груде остальных и будет продана завтра.
В соседних кузнях звякает собираемое железо.
Мальчик лет шести по-взрослому старательно моет в ведре ладони.
Большой круглоплечий отец, стоя на пороге кузницы, протягивает ему полотенце.
И улыбается, видя, что помощник его замечен поздним посетителем.
В опустевшем мясном ряду среди воздетых на крюки туш носятся друг за дружкой, дурачась, молодые мясники в забрызганных кровью фартуках.
Возле закопченного котла в руке резчика лука порхает нож – для завтрашнего плова.
Нескончаемая череда чайхан, где день-деньской толковали, прихлебывали чай, жевали табачную жижу, кряхтели старики, осиротела без своих завсегдатаев.
Старики разбрелись по домам.
Только на крайнем топчане белеет спина чайханщика, присевшего напоследок с приятелями.
Дневные продавцы, сложив товар, сходятся в большой застекленной чайхане на ужин и свои разговоры и сговоры о ценах.
Впервые за день проступает на слух говорок реки, журчащей в мусоре за задами кузниц, лавок, чайхан и караван-сараев еще во времена Великого шелкового пути.
Где те верблюды, тугие мешки, караванщики с грубыми голосами? Где россыпь мечетей вокруг Сулейман-горы?
Базар всех пережил и вот теперь отдыхает.
Выступают над головой пропахшие чесночным дымом звезды.
Перебирает четки консервных банок река.
И пишется всеобщая история чайхан и базаров.
...
Ош 5 ноября 1985
Автопилот
Я представляю его манекеном в летном шлеме.
С руками, лежащими на штурвале, с устремленным вперед немигающим взглядом стеклянных глаз.
Час назад он объявил, что полет протекает нормально.
Пассажиры мычат во сне в трудных позах, как бы застигнутые бесконечно длящимся мигом.
Только мы двое, он и я, видим, как разрастается ночь.
Всеобщая тьма за иллюминатором.
Затем – коричнево-оранжевая испаряющаяся кайма по дальней дуге горизонта.
Постепенно край его розовеет и голубеет.
Мы летим, и с удвоенной скоростью нам навстречу является новый день....
Москва – Магадан
Золотая Колыма
Белые скулы сопок, поросшие черной колючей щетиной.
Медуза солнца.
Ледяная бездна, где запросто дохнут машины, а люди…
Сагу о тех временах пропели полуторки, на каких ездили по Колымской трассе, глядя через проделанное в наледи на ветровом стекле «окошко» величиной с пятак – натертое солью, чтоб не замерзало.
Заглохшую машину нельзя было ни завести, ни отбуксировать: намертво схватывало трасмиссию на морозе.
Ее бросали до весны.
Заключенных, перевозимых по трассе, ссаживали из кузова каждый час и гнали бегом за машиной километр-другой. Чтобы согреть и живыми доставить до места.
Девять из каждых десятерых тут и остались в этой мерзлой земле.
Но и после, в 50-х, пароход «Балхаш» в своих уставленных шестиярусными нарами трюмах три года вывозил на материк уцелевших.
И то не все уехали.
Немало осталось, и очередь за женщинами растянулась на много лет.Белые пирамиды сопок, какие не снились фараонам.
Если отыскать на карте: райцентр Сусуман.
Желтые и голубые домики в снежной пелене.
Единственная гостиница с окнами, заложенными для тепла одеялами, переполнена.
Приезжая женщина-инженер ночует в бильярдной.
В теплом крест-накрест платке она дремлет на деревянном диване под стук шаров в ожиданье, когда разойдутся игроки.Сопки, начиненные золотом, как пирожки.
Гладкие, как бы фаянсовые снаружи. И все источенные внутри ходами шахт, где катят маленькие железные вагончики горняцкого метро, доставляющие смену к забоям и из забоев.
Чумазые шахтеры в черных робах и желтых касках зубоскалят и играют дорогой в карты.
В белесой мгле плавает холодное солнце, похожее на
луну.
Да и бескрайние убитые снегом руины старых выработок наводят на мысль не об этой планете: белые мертвые лабиринты, среди которых едешь, как по самой Луне.
Я искал глазами ребристый след твоего башмака, астронавт Армстронг.
«Рыжьё мыли. Золото было скаженное», – кивает на гипсовые поля шофер, облизывая коросту на губах.В Магадане, в Холодане…
В десяти тысячах верст от Москвы, заваленной в эту пору лимонами.
Отсюда нас вывез, спас один из этих щеголеватых ледокольных капитанов, что носят лаковые полуботинки и все любители крепкого черного кофе.
Ледокол прокладывал в девственной скорлупе океана широкую черную дорогу.
Лед, расходясь, шуршал о борта и пищал по-птичьи.
Город св. Бичей
Приятелей тут зовут «корефан».
После разбросанного на лагерные бараки Магадана веселый Петропавловск блистает весенним твердым снегом.
Сахарные конусы поставленных в отдалении вулканов похожи на декорации к балету.
Солнце уже припекает и слепит глаза, мешая разглядеть две бесконечные улицы, образующие город.
Они дугою, одна над другой, огибают бухту
с вмерзшими в битый и сросшийся лед ржавыми тушами судов.
По улицам ездят старенькие матросские «форд ы », вывезенные из загранки на палубах сухогрузов.На стадионе репетирует фольклорный ансамбль в ярких корякских мехах, отправляемый на ВДНХ.
Здесь заботятся о национальной проблеме.
В 1958-м набрали в ближнем районе коряков-мужчин, сколько сумели поймать, затолкали в самолет и перебросили дальше на север.