Книга Меч и крест - Лада Лузина

А в голове появилась странная мысль: «Мне нужно туда!»

— Катенька! — уже нервно пробасил Василий Федорович.

Она отчаянно рванула в прихожую, спотыкаясь и хватаясь слепыми руками за стены.

— Катерина Михайловна, я не понимаю! — попытался остановить он ее и, получив великолепный, мастерски отработанный и исчерпывающий удар в челюсть, с позором полетел на пол.

Трясущимися, неверными пальцами Катя открыла замок входной двери и помчалась на улицу.

«Быстрее! Быстрее! Быстрее!» — стучало в мозгу.

Возмущенная шелковая тапочка с помпоном из лебяжьего пуха строптиво соскочила с ее ступни.

Катя разъяренно лягнула ногой, отшвыривая и вторую, и понеслась босиком в темноту, понятия не имея, куда и зачем она бежит.

* * *

Едва лишь из допотопных ходиков, висевших над кроватью в Машиной спальне, проклюнулась облезлая кукушка и издала первый невразумительный хрип, Маша села в своей постели.

Она легла спать еще в десять, и сейчас глаза ее были по-прежнему закрыты, но рука решительно откинула одеяло — Маша опустила босые ноги на коврик и механически натянула пухлые тапочки в виде лопоухих собачек — подарок папы. Затем, слепо вытянув перед собой ладони с широко расставленными пальцами, уверенно направилась в коридор.

Заслышав неопознанный грохот, мать и отец разом выбежали из своей спальни и успели увидеть куцую косичку на ситцевой спине дочери и заднее колесо велосипеда, исчезающие за дверью квартиры.

В подъезде недовольно застонал потревоженный лифт.

— Куда? — подскочил Владимир Сергеич. — Сейчас одиннадцать ночи!

— Молчи, — резко осадила его мать. — Впервые в жизни дочь уходит на ночь из дома. Ей двадцать два года. Она имеет право на личную жизнь! Вот видишь: сняли венок безбрачия — сразу подействовало!

— Какая личная жизнь в пижаме? — заорал тот, взбелененный ее бабскими бреднями. — Какой венок?! На ней же пижама и тапочки! И на велосипеде ездить она не умеет…

— О боже! Она лунатичка! — схватилась за сердце мама и заорала в голос: — Машенька, девочка, вернись!

Мать стремглав выбежала на лестничную площадку и, услыхав, как лифт с лязганьем открылся на первом этаже, торопливо перегнулась через перила.

— Доча! Доченька! — завопила она, сложив рупором руки. — Доченька, что с тобой?! Вернись сейчас же, слышишь!

Не открывая глаз, Маша стремительно неслась на велосипеде по безлюдной улице Уманской, не зная, ни куда она едет, ни того, что она вообще едет куда-то.

* * *

Зал клуба «О-е-ей!» дружелюбно зааплодировал. У Даши не было своих песен, и весь ее широкий репертуар — от «Зачем ты дочку-воровку на свет родила?» до «Мой мармеладный, я не права» — был позаимствован с чужого плеча. Но зато голос и темперамент у Даши Землепотрясной были своими собственными.

— А теперь, — знойно заявила она, — не пора ли нам потанцевать под самый забойный хит этого лета…

Диджей понял ее намек и врубил минусовую фонограмму.

Публика довольно загудела. На сцену выкатился балет — в дань сезонной моде они споро сваяли на эту песню отдельный номер.

«Дети любят лимонад…» — замурлыкала певица, и нежданно ее сердце радостно заквохтало: Даше показалось, что за восьмым столиком она увидела знакомую рыжую голову «продуктивного кавалера».

«Он или не он? Если он, — это, считай, судьба. Нет, точно, он!» — подумала она, и нетерпеливые ноги привычно понесли ее к ступенькам в зал.

— Зем, — быстро просипел Сани, делая вид, что пытается вовлечь ее в танец, — тебе незя.

Даша Землепотрясная некрасиво выругалась про себя: она не любила признавать, что между желанием и его немедленным осуществлением могут существовать какие-то объективные преграды.

— Справа, — шепнул Сани и потанцевал прочь.

Директор стоял у входа в служебные помещения и напряженно смотрел на нее.

«Дети любят лимонад…» — Она интенсивно запрыгала на месте, словно заведенный механический заяц.

Что же делать? Что делать?

Конечно, рыжий заметил ее. Не мог не заметить! А вот узнал ли?

Даша лихо пошла на абордаж.

— О, я вижу в зале знакомые лица! — энергично замахала рукой певица. — Танцуем! Танцуем! Все. И рыжий с восьмого столика тоже.

Парень поднял голову и улыбнулся ей во всю ширину лица. В его глазах не было удивления, и Даша поняла, что он идентифицировал ее давно, возможно, еще там, в «Центрѣ Старокiевскаго колдовства на Подолѣ», он уже знал, кто она и где ее искать.

«Ура! Здорово!»

Она вышла на самый край сцены, под которой уже толпились танцующие пары, и потянулась к нему взглядом. Ее правая ступня подскочила вверх, прицеливаясь на прыжок в зал, — движение было таким резким и внезапным, что Даша покачнулась.

«Что это, судорога?» — не на шутку испугалась она, усилием воли возвращая взбунтовавшуюся конечность на место. Но только ее левая нога неуверенно коснулась пола, правая сама скакнула ввысь, согнувшись в колене, и от перепуга Даша с силой надавила ладонью на коленную чашечку.

Танцующие с сомнением покосились на нее.

— Видите, под эту песню ноги сами рвутся в пляс! — закричала она, отчаянно пытаясь обыграть непредвиденный жест. — Но мне нельзя, я должна развлекать вас. Танцуем! Танцуем!

И тут ее ноги окончательно взбесились. Они упрямо подпрыгивали по очереди, как будто внутри нее сломался какой-то механизм, и, морщась от боли, певица уже неприкрыто дубасила себя кулаком по коленкам. Со стороны казалось, что она, кривляясь и идиотничая, подпрыгивает на месте в дурацком комическом марше. Зрители смеялись. Балетные мальчики, выстроившись в шеренгу позади нее, дружно замаршировали, стараясь поддержать начальницу, с которой явно происходило что-то неладное.

— Видите, что с ними творится! — хрипло выдохнула Даша. Она уже задыхалась и не могла петь, и напрочь позабыла про рыжего кавалера, только из последних сил пытаясь сохранить лицо.

«Что со мной, Боже?»

— Эй, давай, танцуй с нами! — фамильярно распорядился какой-то расхристанный пьяный мужик и, неожиданно схватив Дашу за рукав, сдернул веселую певицу со сцены.

И в ту же секунду ей стало легче.

Она стояла в колышущейся толпе, настороженно прислушиваясь к себе, пытаясь понять: неужели сумасшествие отпустило ее?

— Думаешь, Рита до сих пор там стоит…

— На нее непохоже…

— Тогда чего не пришла… — вкрутились ей в уши чьи-то случайные реплики. Две девицы — ангелоподобная блондинка и безгрудая шатенка — безрадостно извивались в двух шагах от нее.

Расхристанный самонадеянно потянулся к Дашиной талии.