Книга Залив Гавана - Мартин Круз Смит

— Предположительно так.

— Но для кубинца череп и топор, покрытый кровью животного — это признак религиозного захоронения. Детектив может вам все рассказать об этом, если пожелаете. — Лицо Осорио искривилось от такого предложения, а Блас продолжил: — Поэтому, кстати, когда мы проводим психологический анализ личности, то, хотя и пользуемся тестом «Миннесота»,[10]но должны обязательно принимать во внимание, является ли пациент приверженцем Сантерии.

— Вот как… — Не то, чтобы Аркадий когда-нибудь пользовался методом «Миннесота».

— Однако, — Блас поднял ткань, — разрешите мне доказать вам, что, несмотря на предрассудки, Куба шагает в ногу со временем.

Под простыней стоял включенный компьютер, соединенный со сканером и принтером, и восьмимиллиметровая видеокамера, установленная над подставкой. На самой подставке покоился череп с дыркой в середине лба, закрепленный металлической дугой. Череп был обмотан проводами. Недостающие зубы делали его улыбку недоуменной.

Аркадию приходилось только читать о подобной системе.

— Это немецкая технология опознания?..

— Нет, — отозвался Блас. — Это кубинская технология. Немецкая система, включая программное обеспечение, стоит свыше пятидесяти тысяч долларов. Наша в десять раз дешевле за счет применения ортопедической программы. В этом случае, например, мы нашли голову с выбитыми зубами. — Блас коснулся клавиатуры, и на экране появилось цветное изображение мусорного ящика, набитого доверху пальмовыми листьями и увенчанного отрубленной головой. Еще одно касание, и на месте мусорного ящика появились четыре фотографии разных мужчин, один — жених на свадьбе, другой — энергично танцующий на вечеринке, третий с баскетбольным мячом в руке, последний, скачущий верхом на лошади. — Четверо пропавших без вести. Которому из них принадлежит этот череп? Убийца мог быть уверен в том, что лицо в такой стадии разложения и при отсутствии зубов не может быть опознано по фотографии или другим медицинским документам. В конце концов, здесь — на Кубе природа — лучший могильщик. Однако все, что нам нужно, это хорошая фотография и чистый череп. Вы наш гость, выбирайте.

Аркадий выбрал жениха, и тут же его изображение заполнило экран, глаза широко раскрыты, волосы тщательно уложены.

Двигая мышкой, доктор Блас выделил голову жениха и стер рубашку и плечи. Нажатием кнопки голова переместилась в левую часть экрана, а в правой его части появился череп, уставившийся в объектив видеокамеры, как пациент у дантиста в ожидании бормашины. Блас передвинул череп так, чтобы он смотрел в камеру точно под тем же углом, что и лицо на фотографии. Он увеличил изображение лица, сделал тени более глубокими, так что плоть растворилась, а глаза ввалились в глазницы, поставил белые стрелки на уровне подбородка и темени, на наружных точках лба, внутри глазных и носовых пазух, через скулы и в углах рта. По сравнению с той трудоемкой работой по восстановлению лиц по черепам, о которой Аркадий знал в Москве — утомительно-медленное наложение гипса на кость, это было практически молниеносно. Блас добавил стрелки в те же места на фотографии и одним щелчком вывел расстояние между соответствующими пометками на двух изображениях в пикселях. Последним движением он совместил две головы в одно расплывшееся изображение с множеством цифр между стрелками, указывающих насколько не совпали заданные расстояния.

— Цифры указывают на различия в измерениях пропавшего человека и найденного черепа, когда их фотографии накладывают друг на друга. Таким образом мы научно доказали, что это два разных человека.

Блас начал процедуру заново, на этот раз он выбрал фотографию № 3, гордо улыбающегося мальчика в майке Chicago Bulls с баскетбольным мячом в руке. Он выделил, увеличил и затемнил его голову, затем установил череп под нужным углом. Расстояния между стрелками были практически одинаковыми, и, когда он слил два изображения, цифры на экране прокрутились до нуля, и одно лицо — мертвое и живое посмотрело с экрана. Если где-то и существовала фотография привидения, то это была она.

— Теперь наш пропавший без вести найден, и вы можете убедиться, что на Кубе делают то, что кажется невозможным.

— Для этого вам потребовалась фотография Приблуды?

— Да, чтобы сопоставить с телом, найденным в заливе. Но та фотография, которую вы привезли с собой, недостаточно отчетлива, а посольство отказывается дать другую.

Возникла выжидающая пауза, пока Аркадий, наконец, сообразил.

— Мне не требуется дипломатическая нота, чтобы войти в посольство.

Блас сделал вид, что такая идея не приходила к нему в голову.

— Если захотите. Революции всегда требуются добровольцы. Я могу записать вам адрес посольства, и любая машина отвезет вас туда за пару долларов. Американские доллары — лучший в мире вид транспорта.

Аркадия раздражала манера доктора говорить обо всем с пафосом. Его внимание снова привлек экран.

— Чем была отсечена голова?

— Та, которая в мусорном контейнере? — спросил Блас. — Мачете. Удар мачете оставляет четкую рану. Никаких зазубрин.

— Вы нашли убийцу?

— Пока нет, но найдем, — ответила Осорио.

— Сколько случаев убийств в год, вы говорите?

— На Кубе? Около двухсот, — сказал Блас.

— Сколько из ревности?

— В целом около ста.

— Из оставшихся, сколько из мести?

— Может быть, пятьдесят.

— Грабежи?

— Возможно, сорок.

— Наркотики?

— Пять.

— Остается пять. Как бы вы их классифицировали?

— Организованная преступность, без сомнения. Заказные убийства.

— Как они происходят? Какое используется оружие?

— Иногда пистолет. Очень популярен бразильский Taurus, но чаще мачете, ножи, удавки. У нас здесь нет настоящих банд, ничего похожего на мафию.

— Мачете? — в представлении Аркадия это прозвучало несовременно. Да, конечно, он помнил те времена, когда русский убийца протирал нож, перерезав горло жертвы, и поэтому считался осторожным преступником. Это было в те далекие сравнительно невинные времена, когда еще не заработала всемирная машина денежных переводов и бомб с дистанционным управлением. Криминальная эволюция Кубы задержалась на уровне Галапагосских островов. Внезапно на экране появилась заставка с видом на Институт судебной медицины.

— Уровень раскрываемости преступлений у нас составляет 98 процентов, — сказал Блас, — самый высокий в мире.

— Рад за вас, — ответил Аркадий.