Книга Опасное решение - Фридрих Незнанский

В общем, сделал вывод из беседы со Свирским Александр Борисович, все следствие и выстроенные обвинения были «липовыми». Вот уж где – типичная «заказуха»!

Турецкому понравился этот вдумчивый пожилой доктор, похожий чем-то на старых провинциальных эскулапов, земских тружеников, описанных еще Чеховым. И не его вина в том, что провинциальная Фемида ныне готова поступиться истиной во имя неких «высших» целей и интересов бюрократической криминальной системы, именуемой властью. Александру Борисовичу удалось даже убедить Ивана Ивановича передать ему копии своих актов медицинских экспертиз, на что доктор пошел, правда, не без колебаний. Он же наверняка представлял себе, чем может обернуться для него подобная «самодеятельность». Но Турецкий пообещал нигде не злоупотреблять информацией об источнике без крайней нужды, разумеется. Без форс-мажорных обстоятельств. С этим Свирский был согласен.

А впрочем, думал между тем Александр Борисович, чего доктору-то терять? От медицины его никто не отставит, репутации честного человека не лишит. Начальство будет очень недовольно? А когда оно бывает довольно? Только в одном случае: когда ему преданно смотрят в рот. Либо «повязаны» с ним одной веревочкой.

Теперь на очереди вставал следующий эксперт, тот, который, по словам доктора, соглашался с ним, с его мнением, но в актах криминалистических экспертиз делал выводы, которые обвинением могли трактоваться двояко – по мере надобности. То есть Турецкий понимал, что над Козлом – очень уместная в данном случае фамилия – определенно нависал дамоклов меч в руках его коллег.

Встретиться и поговорить надо было обязательно, но теперь Александр Борисович не мог быть до конца уверенным, что к нему уже не приставлен «хвост» – в лице кого-нибудь и сотрудников той же замотаевской милиции. К кому можно было бы обратиться? Зина тут уже никак не подходила, оставался все тот же Иван Иванович. Но как его просить о новой помощи?

Выход у Турецкого оставался один: апеллировать к совести врача. Показать «на пальцах», как развиваются события и какие силы – по общим предположениям – заинтересованы в том, чтобы человек невиновный был все равно обвинен. При этом «загружать» Свирского опасной для него информацией тоже не требовалось, хватило бы и намека, из которого каждый умный человек сумел бы сделать соответствующий вывод. Но Иван Иванович, к удовольствию Турецкого и сидящей с ними за столом Зины, оказался гораздо понятливее, чем ожидал того Александр Борисович.

– Вам нужен Георгий, как я понимаю? А сами вы не хотите бросать на него тень подозрения, так?

– Вот именно. Я бы и к вам без помощи Зины не обратился. К сожалению, у вас тут по части свободы мнений, выражаясь языком бюрократа, еще очень большая недоработка. Я не уверен, что и за мной не ведется наблюдение, я уже успел, как недавно выяснилось, кое-кому маленько «насолить». Впрочем, если у вас найдется для меня еще минут пяток, я бы открыл вам небольшую тайну. Тайну того, почему я этим делом занялся. Если пожелаете, Иван Иванович…

– Послушаю, отчего же? Мне нравится ваш подход, да и ваша искренность.

И Турецкий, не очень растекаясь «мыслью по древу», поведал врачу о том, как и почему возникла сама необходимость частного расследования. Не забираясь в дебри взаимоотношений между обвиняемым и покойными, он выдвинул в качестве причины – наркотики, торговля которыми кого-то в Астрахани очень устраивает. И тамошние интересы, кажется, вошли в противоречия с теми, кто осуществляет транспортировку и продажу этой «дури» на местах. Короче говоря, идет бесконечный передел рынка, в битве за который с пути убираются все, кто может как-то воспрепятствовать организующим торговлю силам. Отсюда и покойный Дадаев, старший брат которого в Москве был недавно убит из пистолета прямо у входа в бордель, который ему же и принадлежал. Отсюда и доктор Усатов, на которого у наркоторговцев, судя по всему, были какие-то свои виды и который знал, очевидно, об их делах больше, чем ему было положено. Отсюда, наконец, и участковый уполномоченный Грибанов, который упорно занимался торговцами наркотиков и даже составил какие-то списки лиц, завязанных на этой торговле. Вот из-за этих самых списков и разгорелась истерия с Калужкиным. Очень удобная кандидатура, чтобы на нее и списать все убийства. Со всеми он был не в ладу, со всеми ссорился. Но суд все-таки отверг три совсем уже абсурдных обвинения. И осталось четвертое, в котором также далеко не все ясно. Но… По некоторым сведениям, – тут Александр Борисович не стал, естественно, открывать источник информации в лице генерала Привалова, – этот самый Антон Калужкин оказался случайно замешанным в какую-то непонятную историю. Собственно, нечаянно влез якобы в опасные для него игры, и вот – расплата. Очень его хотят посадить. В первую очередь, как ни странно, милиция и прокуратура. Как будто именно их интересы он каким-то образом задел. А что, в конце концов, разве это – не повод? Ведь документы покойного Грибанова все еще ищут, но найти не могут. А последним, с кем тот разговаривал, был Калужкин. Может, поэтому он и стал невольным «козлом отпущения»?

Свирский засмеялся.

– Ну, что ж, я в истинных причинах этих уголовных дел тщательно не разбирался, но чувствую, что, вполне возможно, именно Козел, я имею в виду Жорку, Георгия Евстафьевича, и поможет вам в какой-то мере выстроить линию защиты вашего, Александр Борисович, «козла отпущения». Семейственность, так сказать… Оставьте мне ваш номер телефона, а я постараюсь, если не сегодня, то завтра, переговорить с Жоркой и объяснить ему ситуацию. Ну, так, чтоб и он сам не пострадал при разговоре с вами. Это понятно, надеюсь. А засим разрешите?..

– Одну секундочку, Иван Иванович, – остановил врача Турецкий.

Он выглянул в окно, чтобы увидеть свою «тойоту», припаркованную напротив кафе, на стоянке автомобилей. А возле нее заметил двух милиционеров, внимательно оглядывавших ее и пытавшихся заглянуть внутрь через затемненные стекла. Интерес их явно был не случайным.

Рядом стоял милицейский «газон». Эти гаишники не просто так «наткнулись» на объект, а, очевидно, искали его. Намек генерала Привалова в квартире Людмилы, кажется, уже приводился в исполнение.

– Я прошу прощения, но вот, вероятно, и начался тот процесс, о котором я вам только что рассказал. А я хотел сейчас доставить вас прямо к клинике. Видимо, придется немного подождать, пока я не разберусь в этой ситуации. У меня к вам убедительная просьба: посидите еще немного тут, а я Зине оставлю материалы, которые вы передали мне – на всякий случай. Вдруг у них возникнет желание отвезти меня в отделение и там посмотреть, что я таскаю в карманах? Ничего нельзя исключить. И еще просьба. Если вы увидите, что я с ними уехал, добирайтесь сами. А если я с ними справлюсь, – он улыбнулся, – тогда вернусь за вами. И – последнее. Если нас уже «ведут», то вы мне никаких документов не передавали, а лишь рассказали о том, что посчитали нужным и что не противоречило вашим убеждениям как судебного медика. То есть меня интересовали некоторые «странности» вроде точных выстрелов в лоб, а вы их объяснили мне как врач. Не более. А теперь подождите немного, а я пойду. Зина, ты не волнуйся, надеюсь скоро вернуться…