Книга Книга Джо - Джонатан Троппер

— Представление окончено, — раздраженно произносит он, по очереди глядя в глаза каждому, отчего зрители отводят взгляд. — По крайней мере, пока, — еле слышно говорит он мне, когда мы снова усаживаемся. Я облокачиваюсь на спинку сиденья, и рубашка приклеивается к телу. Похоже, молочный коктейль добрался уже до пояса и просачивается дальше.

— Кто она, черт подери, такая? — спрашиваю я.

— А ты не знаешь?

— А как ты думаешь, если я спрашиваю «Кто она, черт подери, такая»?

— Это Фрэнсин Дуган. Жена тренера.

— А-а, — глупо киваю я. — Не узнал.

— Теперь ясно?

— Ясно, — отвечаю. — За исключением того, почему ты зовешь ее Фрэнни и она тебя обнимает. Когда ты успел так близко сойтись с женой Дугана?

Брэд смотрит на меня:

— Я же помощник тренера команды «Кугуаров». Я думал, ты знаешь.

— С каких это пор школьным баскетбольным командам нужны помощники тренеров?

Брэд вздыхает:

— Да не нужны они на самом деле. Но Дугану уже срок вышел. Ему скоро семьдесят стукнет. Пока — такой переходный период: я ему годик-другой помогаю, провожу еженедельные тренировки, натаскиваю команду, а потом он выходит на пенсию — и я занимаю его место.

— Ты хочешь стать тренером? — Мне никогда не приходило в голову, что Брэда может интересовать тренерское ремесло.

— А что, хорошая работа, — защищается он. — Зарплата нормальная и пенсия прекрасная. Гораздо лучше, чем в витринном бизнесе в наши дни.

Ну да, теперь понятно. Школьные звезды всегда живут прошлым, как будто все, что происходило в их жизни за пределами четырех лет, проведенных в команде, — не совсем настоящее. Вся остальная жизнь — это время после баскетбола; как солдаты, они тоскуют по своей войне. Вспоминаю, какое напряжение чувствовалось в больнице между Брэдом и Синди. Нетрудно предположить, что Брэд тоскует по тем временам, когда он был городской легендой и все вокруг его боготворили, включая жену.

— И долго ты уже помощник тренера?

— Пять лет.

— Что-то переходный период затянулся.

Он вздыхает:

— Не то слово.

— Дуган уходить не хочет? — говорю я.

— Угадал.

Ну да, это тоже понятно. Если игроки буш-фолской баскетбольной команды — прекрасные принцы, то Дуган — их король, почитаемый всеми.

Куда бы он ни шел, его встречают словами: «Привет, тренер», «Отличная игра, тренер!», «Задайте им перцу, тренер!». В «Тайм-ауте» для него зарезервирован особый столик, и после каждого домашнего матча они с женой по традиции ходят туда. В заведении обычно полно бывших игроков «Кугуаров», и его появление непременно сопровождается шквалом аплодисментов, который он конечно же останавливает притворно-смущенным взмахом руки, когда пик оваций уже давно прошел.

Такое слепое обожание дает ему немалую власть в городке, особенно когда его бывшие воспитанники начинают занимать влиятельные посты. Отставные спортсмены редко переезжают из родного города. В другом месте они станут такими, как все, — невозможно представить себе это после четырех лет славы, когда они играли за самую знаменитую школьную команду в регионе. Питомцы Дугана образуют свое собственное братство, а сам Дуган — его полновластный предводитель, и этот круг — их единственная связь со звездным прошлым. Если бывший кугуаровец ищет работу, Дуган делает так, чтобы работа нашлась. Если кто-то из его питомцев баллотируется в органы местного самоуправления — Дуган следит, чтобы голосов хватило. Благодаря своим обширным связям в городе Дуган лучше всех находит деньги на нужды школы, а это дает большой вес и в школьном совете.

Ничего удивительного в том, что Дуган — надменный самовлюбленный манипулятор. У меня в романе он еще и страдает хроническим онанизмом — эту привычку я довольно безыскусно вывел из его маниакальной страсти просматривать по ночам записи матчей. Сидит тренер в трусах, глазеет на подростков, которые носятся в поту по площадке, и, тяжело дыша, с почти звериным напором ублажает себя. Вымысел чистой воды, низкий и мелочный, но меня абсолютно не мучила совесть из-за того, что я это насочинял — отчасти потому, что я считаю Дугана виновным в том, что случилось с Сэмми, а отчасти, наверное, потому, что я сам низок и мелочен.

Я смотрю на Брэда:

— То есть ты работаешь у Дугана.

— Работаю, — отвечает он с вызовом.

— Наверное, его не очень порадовала моя книжка.

— Ты так думаешь?

— Да и жену, наверное, тоже.

— Похоже на то.

— Прости, — говорю я Брэду, хотя не уверен, что чувствую за собой вину. — Наверное, тебе не очень-то легко было работать, когда книга вышла.

— Он меня не винил, — спокойно отвечает Брэд. Потом, глядя мне прямо в глаза, добавляет: — Почти никто меня не винил.

— Вот и хорошо, — говорю я, вставая. — Ты доел?

— Да. Но ты же сэндвич почти не тронул!

— У него вкус шоколадного коктейля, — отвечаю я.

Глава 9

Память никогда не делает поправку на время. Хотя мне прекрасно известно, что Джареду, моему племяннику, теперь восемнадцать лет, представляю я его все тем же испуганным четырнадцатилетним подростком, каким я видел его в последний раз в своей квартире несколько лет назад. Поэтому, когда я натыкаюсь на него в гостиной своего отца, где он в одних трусах кувыркается на диване в объятиях девицы в той же степени раздетости, я поражаюсь вдвойне. Девчонка, услышав, что я вхожу в комнату, пронзительно визжит и неуклюже ныряет за диван, а Джаред инстинктивно хватает с пола гору скомканной одежды и наваливает ее себе на колени.

— Черт, простите, — говорю я, разворачиваюсь на ходу и быстро выхожу из комнаты. Похоже, у меня судьба такая: постоянно прерывать своих родственников во время секса. Какой-то прямо шаблон закладывается, надо бы изучить при случае: наблюдение за сексом вместо секса. Вечная подружка невесты и так далее.

— Отлично, — говорит Джаред, и тут я понимаю, что он обращается к девчонке за диваном. — Это не отец.

Через минуту он уже выходит ко мне в холл, натягивая на ходу джинсы.

— Привет, дядя Джо, — говорит он. — Как дела?

Дожили, уже возбужденные голые юнцы называют меня дядей!

— Не так хорошо, как твои, наверное, — отвечаю я.

Он фыркает, одной рукой как ни в чем не бывало застегивает ширинку, затем выпрямляется и смотрит на меня. Джаред заметно вырос, теперь в нем не меньше метра восьмидесяти, худой и широкоплечий, как отец. Он заправляет длинные темные волосы за уши, мочки которых изуродованы бесчисленными золотыми и серебряными колечками и гвоздиками. Глядя на сережки и на пучок волос под нижней губой, я сразу понимаю, что приводит Брэда в тихое отчаяние.