Книга Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 1] - Михаил Гуськов

— Не скаль зубы, если не можешь укусить, и на сквозняке не стой, а то продует.

«О Господи! Что это со мной?! — воскликнул про себя аспирант. — Глупость какая-то, я играю роль дворового супермена. Зачем-то пуговицу оторвал у дружинника точно таким же манером, как у меня в детстве оторвал пуговицу с пальто Вовка Малышев. Дурацкими пословицами сорю. Надо кончать с этим».

Недовольный собой Недобежкин и его «секретарь», очень довольный могуществом своего шефа, поспешили в глубь закулисной части.

Оба дружинника на другой же день после этого эпизода подали заявление о выходе из дружины, в дальнейшем стали прилежно заниматься в институте, старательно избегая всяческих конфликтов, а один из них на всю жизнь после этого полюбил в разных сомнительных случаях приговаривать: «А сквозняк-то тут есть! Есть или нет? Есть, есть сквознячок, может и продуть». Все сторожа и вахтеры, кто стоял сторожами в дверях, на контрольных пунктах или что-то охранял, испытывали перед бывшими дружинниками безотчетный страх и ужас и норовили пропустить их без всяких пропусков и билетов, услужливо открывая перед ними двери и выскакивая из будок, приветствуя их не то как своих самых больших начальников, не то как первейших благодетелей.

Такой ужас внушал кнут Ангия Елпидифоровича, что страх вызывал не только сам владелец, кнута, но даже и те люди, которые однажды чуть не стали его жертвами.

Недобежкин, убедившись, что держать рукоятку кнута в конфликтных ситуациях очень полезно, решил впредь использовать кнут более деликатно. По-видимому, чтобы пройти сквозь любой кордон, достаточно было лишь слегка тронуть его рукоятку и приветливо, на правах хозяина, кивнуть постовому.

Попасть за кулисы, подружиться с артистами — звездами шоу-программ, знаменитыми спортсменами — это заветная мечта каждого театрала, меломана и спортивного болельщика, каждого поклонника искусства. Даже повара больших ресторанов, привыкшие к чаду и жару кухни, к грохоту посуды и крикам официантов, которые знают разницу между адом кухни, где приготовляются шедевры кулинарного искусства, и раем вызолоченного зала, где эти шедевры потребляются, мечтают попасть за кулисы. Тем, кто еще не побывал за кулисами, мы скажем, что настоящий театр спрятан от зрителей. Они видят только стрелки часов, а самое интересное — это механизм, но все работники зрелищных искусств от актеров и режиссеров до вахтеров и рабочих сцены связаны страшной клятвой никогда не допускать никого из непосвященных за кулисы. Еще более строго охраняются тайны спорта. Помните, что если вам удалось хитростью, случайно или по знакомству попасть в служебную часть театрального или зрелищного здания, будьте уверены, все подстроено, о вас уже было заседание совета посвященных, и вас решили допустить. И вот теперь Недобежкин и Шелковников «сами» прорвались за кулисы в служебную часть спорткомплекса. Шелковников понял, что его хозяина интересует пара номер тринадцать.

Паре номер тринадцать руководство спорткомплекса. «Дружба» пошло на невиданные поблажки. Ей выделили отдельную гримерную на первом этаже даже не в спортивной раздевалке, а в помещении для судейской коллегии с городским и внутренним телефоном, с цветным телевизором и холодильником. У этой пары номер тринадцать оказался свой администратор в форме штурмана торгового флота, свой массажист, свой балетмейстер — девушка на длинных тощих ногах с копной рыжих волос и нахальным носом и тоже одетая в форму торгового флота.

Джордано Мокроусов был вне себя от ярости. Периферийная пара из какого-то Владивостока ставила себя на недосягаемый пьедестал. Элеонора Завидчая даже не представилась судейской коллегии. Возмущала и позиция некоторых судей, попустительствовавших безобразному высокомерию областных выскочек. Так, например, Каститис Жилявичюс сказал, что не находит в поведении пары номер тринадцать ничего оскорбительного с точки зрения европейских стандартов, хотя его жену Юрату Жилявичене больно задело, то что Завидчай посмотрела на нее, как на пустое место. Чеботарский, вообще всегда норовивший попасть впереди паровоза в своих новациях, в данном случае проявил непозволительное легкомыслие, хотя и будучи уязвленным в самое сердце поведением пары «рыбаков», недопустимой роскошью их нарядов и размером их свиты, всем своим видом показывал, что не находит в образе действий пары номер тринадцать ничего вызывающего.

— Вообще, кто дал им этот номер?! — вскрикивал Мокроусов. — Как получилось, что они вытянули тринадцатое число? Я в случайности не верю. У нас в жюри явная тенденция! Я не удивлюсь, если судейская коллегия присудит им первое место. Но вы-то прекрасно понимаете, что не может областная школа конкурировать со столичными и республиканскими? Нет, не убеждайте меня, я такому жюри не поверю.

Какому жюри собирался не верить маститый в прошлом танцор, о какой «тенденции» со скрытым подтекстом намекал его главный член, если он сам был председателем этого жюри?

Людмила Монахова тоже не возражала:

— Мне кажется, что действия пары номер тринадцать вносят дух коммерциализации бального танца, что простительно для профессиональных ансамблей, но никак не для любительских. Хотя ничего конкретного я сказать не могу, но все возмутительно. Возмутительно! Да, они попирают все традиции. Тем не менее пара номер тринадцать — явная финалистка, но это ужасно, что мы ничего не можем с этим поделать.

Чеботарский, красивый молодой человек, привыкший к коктейлю восхищения и ненависти, который вливали ему в душу окружающие, добавил масла в огонь.

— Да, мы должны с радостью констатировать, что в наш бальный танец наконец-то пришла пара не всесоюзного, а мирового лидерства.

После чего ярость части членов судейской коллегии вспыхнула настолько сильно, что затушила дальнейшее обсуждение.

«Какие передержки у этого Чеботарского!» — зашипел про себя Джордано, поклявшись в душе, несмотря ни на что, срезать новичкам очки за каждую ничтожную ошибку.

Эта жестокость имела свое объяснение. Перед началом конкурса с председателем произошел возмутительный инцидент, который многое объяснял в той жестокости, с которой он решил преследовать пару номер тринадцать. Каково председателю жюри натолкнуться в дверях гримерной на охрану из двух моряков и на слова: «Я — Джордано Мокроусов» — услышать: «Не велено!» А на пояснение: «Я — Джордано Мокроусов, председатель жюри конкурса» — услышать от возникшего из-за дверей администратора в капитанской форме: «Извините, извините! Но Элеонора Завидчая перед выступлением никого не принимает. Они сосредотачиваются! Мы ее боготворим. Вы, молодой человек, еще плохо знаете, что такое Элеонора Завидчая для нашего флота! Так что приходите попозже и желательно с цветами!»

Капитан, по возрасту едва ли старше Мокроусова, больно уколов его обращением «молодой человек», ужом проскользнул назад, в гримерную. Но даже в щелку председатель жюри увидел роскошный интерьер гримерной, созданный на время конкурса специально для этой пары: золотые завитушки старинного зеркала, багетную раму картины, пестрый ковер, но самое возмутительное, из гримерной доносились женский и мужской смех и возгласы. Джордано понял, что за дверью собралось изысканное общество, куда его не хотели допускать. Такое отношение конкурсантки и ее окружения к председателю жюри было не просто наглостью, а наглостью в квадрате или в кубе, а то и вообще не во второй, а в двадцать второй степени.