Книга Сын Зевса - Любовь Воронкова

Но все это поверхностно и примитивно по сравнению с тем, что может дать человеку настоящая эллинская культура. Сам Филипп был хорошо образован и хотел, чтобы сын его получил такое же образование и, если можно, еще лучшее.

Кого пригласить? Характер у его сына таков, что не каждый с ним справится, – пылкий, своенравный. Глядя на его горделивую осанку, слыша зачастую строптивые его речи, Филипп не раз бормотал себе в усы слова Софокла:

«…Кормило нужно тут и твердая узда».

Как-то Филиппу случилось встретиться с атарнейским царем Гермием, который был его союзником.

Между деловыми разговорами Филипп спросил, не знает ли Гермий достойного учителя, которого можно пригласить к Александру.

– Знаю! – живо ответил Гермий. – Таким достойным учителем может быть мой друг и родственник Аристотель.

Аристотель! Теперь и Филипп вспомнил о нем. Отец Аристотеля Никомах когда-то жил в Македонии при дворе царя Аминты, отца Филиппа.

– Аристотель? Так ведь мы росли вместе с ним! Да, этот человек будет хорошим учителем и воспитателем. Я уже наслышан о нем, о его мудрости, о его учености!

Аристотель в это время жил в городе Митилене, на Лесбосе. Сюда и прибыли к нему посланцы Филиппа с приглашением в Пеллу.

Аристотель тогда был очень занят – он наблюдал жизнь морских животных и писал о них книгу. Остров, омываемый прозрачно-синей водой Эгейского моря, очень подходил ему для его занятий.

Но Филиппу он отказать не мог. Потянуло в знакомые места, озаренные светлыми воспоминаниями о днях юности, когда мир казался загадочным и прекрасным. Как-то выглядит сейчас Филипп? Он был рослый, красивый и очень любил военную науку. И недаром – Филипп стал завоевателем. Как смеялся он, бывало, над Аристотелем, вечно размышлявшим о непонятных вещах – об устройстве Вселенной. Куда уходит солнце и откуда появляется? На чем держатся звезды?

С тех пор прошло немало лет. Аристотель многое понял, до многого додумался. Многое изучил.

А Филипп завоевал много городов, покорил много народов. Ну что ж, каждый делает свое дело.

Аристотель не раздумывая собрался в путь и отправился в Пеллу.

Александр с затаенным волнением ждал нового учителя. Когда во дворе по каменным плитам застучали копыта лошадей, Александр вышел из мегарона и встал под портиком. Ему хотелось увидеть Аристотеля прежде, чем тот увидит его.

Люди, сопровождавшие Аристотеля, помогли ученому сойти с коня – видно было, что этот нарядно одетый, небольшого роста человек не очень-то ловок в обращении с лошадьми.

Ему было лет сорок. Горбоносое лицо с очень маленьким ртом. На широком лбу с морщинами уже сквозят залысины, белокурая борода аккуратно подстрижена…

Аристотель отряхнул свой алый, с черной каймой плащ, поправил золотую цепь на груди, оглянулся и тут же увидел Александра. Александр покраснел и выступил вперед. Они секунду смотрели друг на друга. Александру показалось, что небольшие темно-голубые глаза Аристотеля глядят в самую глубину его души, его мыслей…

Не успели ученик и учитель и слова сказать, как во двор вышел Филипп. Он встретил Аристотеля самой любезной из всех своих улыбок, обнял его и поцеловал.

В этот день они долго сидели в мегароне с кубками вина, вспоминали дни своей далекой юности. Аристотель переоделся к обеду. Поредевшие пряди завитых волос он начесал на лоб, чтобы скрыть залысины. На руках у него сверкали перстни с крупными драгоценными камнями. Аристотель следил за своей внешностью и любил одеваться пышно.

– Как ты вспомнил обо мне? – спросил Аристотель. – Ученых в Элладе много. Например, великий философ Платон. Я сам хотел у него учиться, но когда я приехал в Афины, оказалось, что он отправился в Сицилию.

– А, Платон! – усмехнулся Филипп. – Философ, который утверждает, что человек – это животное двуногое и беспёрое… Я слышал, что Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал: «Вот человек Платона!»

Оба рассмеялись.

– Но мне кажется, что он более созвучен твоему этос, Филипп.

– Моему этос, моему характеру. Почему же?

– Ты царь. И ты поймешь его. «Смешна огромная толпа, – говорит он, – которая думает, что она хорошо может судить о том, что гармонично и ритмично, а что нет».

– Он прав. Потому Афины и проигрывают битвы, что там управляет толпа.

– Эллины проигрывают битвы, потому что они разрозненны. Если бы эллины составляли одно целое государство, они могли бы властвовать над всей вселенной.

– Пока они объединятся – а этого никогда не будет, – вселенную буду завоевывать я.

– Да, я слышал о твоих… так сказать… блистательных делах. Кстати, ты разорил Стагиру, родину моих отцов.

Филипп сделал грустное лицо.

– Да, – вздохнул он, – я разорил Стагиру. И очень сожалею. А что было делать? Город сопротивлялся. Но то, что я разорил, я же могу и восстановить. – И переменил разговор: – Так ты спрашиваешь, почему я пригласил именно тебя? Во-первых, потому что слава о твоей учености уже широко идет по всей Элладе. Во-вторых, твой отец был другом моего отца, а ты был моим другом. В-третьих, мне посоветовал обратиться к тебе Гермий, атарнейский царь. Ведь ты одно время жил у него. И кажется, вы с ним в родстве?

Аристотель опустил глаза, словно разглядывая светящееся в золотой чаше вино.

– Несчастный Гермий погиб. Ты знаешь об этом?

– Я знаю. Персы увезли его в Сузы. Пытали и потом казнили.

– За связь с тобой, Филипп.

– За связь со мною!.. Я царь в своем царстве. Он был царем в своем царстве. Все царства так или иначе общаются между собой!

– Но его обвинили в том, что он вместе с тобой составил заговор против Персии.

Филипп возмущенно пожал плечами:

– О чем ты говоришь? Я не знаю ни о каком заговоре!

Аристотель внимательно поглядел на него. Единственный глаз Филиппа, голубой, как небо, светился искренним недоумением.

Но Аристотель видел, что Филипп откровенно обманывает его.

– Ну, как твоя склонность к философии? – снова переменил разговор Филипп. – Большую ли услугу оказала она тебе в жизни?

– Может быть, она-то и оказала мне самую большую услугу, – задумчиво ответил Аристотель. – Эта наука помогает думать, размышлять, наблюдать… Чему же ты хочешь, чтобы я учил твоего сына?

– Всему, что знаешь сам. А главное – воспитай его настоящим эллином.

– Но как же иначе, Филипп? Эллины остаются эллинами. А варвары – варварами. И забывать этого нельзя.

– Вот что еще меня очень сильно интересует, – сказал Филипп, – как ты смотришь на устройство государства? Может быть, ты демократ, Аристотель?