Книга Припять – Москва. Тебя здесь не ждут, сталкер! - Алексей Молокин

Сверчок не заходил далеко в Зону, так, промышлял себе понемногу, в основном неподалеку от обжитых мест, под Кордоном, на берегу Припяти, изредка наведывался на болота. В барах Ростка и Затона Сверчок слыл безобидным, но вполне грамотным сталкером, немного трусоватым, точнее, слишком осторожным, но последнее ему прощалось, потому что в Зону Сверчок пришел с совершенно определенной целью – заработать на жилье. Он никогда не напивался, а слегка выпив, легко и незло хмелел и совал всем кому ни попадя фотографию оставшейся в Москве семьи – некрасивой изработанной женщины с двумя детьми – мальчиком и девочкой. Фотография была помятой и не очень четкой, но для Сверчка эта карточка, сделанная дешевой китайской «мыльницей» на фоне совершенно китчевых, но тем не менее очень родных фонтанов ВВЦ, была дороже любого артефакта. И Зона оказалась милостива к Сверчку. Понемногу – там «медуза», здесь «гравии», все время что-то, да подворачивалось, тем более что патроны сталкер экономить умел, так что денежки копились. Наконец он скопил на крохотную двухкомнатную квартиренку в спальном районе. И снова Зона проявила милосердие к невзрачному сталкеру – отпустила. Играла, стало быть, стерва-матушка. И вот теперь дотянулась через долгие километры и года и взяла свое.

– Берет? – внятно сказал сталкер. – Я тебя узнал, Берет. Подожди, я скажу. Понимаешь… Они все стали нелюдьми, Берет. И они начали убивать людей. Не знаю почему, я же их каждый день кормил мясом, чего им еще не хватало? И жена, и дочка с сыном… Ведь это все из-за меня, я из Зоны порченым пришел и их заразил собой… Зоной. И я же их застрелил, потому что знаю – другого лекарства от Зоны нет. Теперь вот ты пришел меня прикончить. Правильно, меня надо прикончить, всех нас надо… Убивай, только вот где ты раньше был, Берет? Ты послушай меня… не заводи семью, сталкер, сталкерам нельзя семью, слишком больно… И знаешь еще – тебя ведь тоже надо убить, и когда-то кто-нибудь это сделает. Стреляй давай, сталкер, или я сам выстрелю!

Сверчок заплакал и потянул к себе автомат.

Берет выстрелил.

Потом он нажал несколько кнопок на мобильнике и отправил сообщение.

Это означало, что работа выполнена и пора присылать уборщиков. Убрать трупы, затереть память, если кто-нибудь слышал или видел, быстро отремонтировать квартиру и утрясти вопрос с местными властями и полицией. Но эти заботы его уже не касались – каждый делает свое дело и в чужой огород не лезет.

Холдинг был солидной организацией, и возможности у него имелись соответствующие.

Город проснулся как обычно. Алкаши мучились похмельем, мужчины и женщины любились, ссорились или пытались не замечать друг друга, начальники, попивая утренний чаек, понемногу наливались спесью перед трудовым днем, ночные гуляки, диджеи, артисты, официанты и стриптизеры всех полов ложились спать.

Словно ничего нового не случилось.

Мало ли кто умирает ночью. Мало ли кого убивают.

Остальные-то живут.

Берет. Сергиев Посад. Монастырский спецназ

Плохая это работа – убивать себе подобных. Хотя, если разобраться, исторически оправданная и обществом вполне уважаемая. Жаль только вот деваться от нее некуда, не уволишься по собственному желанию. И от этого ох как паскудно. Потому что на самом деле – это гнусь. Гнусь, она, конечно, бывает естественной, бывает и уважаемой, особенно если совершается ради высоких принципов. Или хотя бы ради больших денег. Почетная гнусь. Высокодоходная гнусь. Гнусь высокоморальная. Гнусь во спасение. Гнусь высокохудожественная. Гнусь государственная… И прочая гнусь.

Да, деньги… Деньги у него теперь были, но от гнуси это не спасало, деньги – не нечто, а вообще ничто, не второстепенное даже, а просто никакое. Не решали они главной проблемы. Потому что жить в сталкерском гетто и работать на Кощея с его треклятым холдингом – единственный способ не сорваться, сдержать Зону в себе, не изувечить людей, обычных человеков, своими, как их там… эманациями? Хренациями, в общем. Не стать таким, как Сверчок, как прочие бывшие сталкеры и притянутые из Зоны или инициированные ими на месте мутанты. Как те, которых он, Берет, оставшийся человеком, а может быть, только сохраняющий облик человеческий, убивал вчера и сегодня. И будет убивать. Пока не решит для себя – хватит, больше не могу. Но тогда убьют его самого, а сам это сделает или другие – без разницы, в сущности. Но это тоже нельзя, неправильно это. Потому что в этом случае делать страшную работу придется другим, а значит, умереть – это трусость, но ты ведь не трус, Берет? Или все-таки трус? Что скажешь, сталкер?

Александр Борисович, будучи в элегическом настроении, однажды все объяснил. Вполне доходчиво, не прибегая ко всяким там экивокам и прочим интеллигентским соплизмам, жестко и однозначно. В два счета, ну, может быть, в три, но все равно понятно:

– Вот ты, Берет, ты вернулся из Зоны в Большой Мир, что же, не ты первый, не ты последний. Но ты принес Зону с собой. И опять же, не ты первый, не ты последний. И никакой глобальной катастрофы от этого не произошло, и знаешь почему? А потому что все произошло еще раньше, тогда, когда Зона появилась. Или когда ее создали.

Берет так и не понял, сама по себе появилась Зона или ее все-таки создали. А если второе – то кто? Но Кощей сказал, что это не важно, точнее, важно совершенно не это, не то, кто, может быть, создал Зону, и даже не то, что она вообще появилась. А то, что не появиться она не могла. Потому что Зона – всего-навсего инструмент эволюции. Инструмент разумный в той степени, в которой средство вообще может обладать разумом.

«Вот, к примеру, эволюция, – рассуждал Кощей, попивая светлый “Шпатен”, – она что, управляется кем-то? Некоторые наивные человеческие о2соби верят, что да, управляется, ну и пусть их верят. Если хочешь – и ты верь, только вот от этого ничего не изменится. Может быть, мы слишком ничтожны, чтобы понять замыслы Творца? Или Разрушителя? А если ничтожны, то какое тогда им до нас дело? И разве и тот, и другой не одно и то же? А тебе и вовсе какая разница, сталкер? Мир менялся всегда, иногда медленно, незаметно, а иногда вот так, скачком, дискретно. Неподвластных изменениям людей не существует, так что прими-ка за данность, что люди все поголовно мутанты. Некоторые латентные, другие явные, непричастных к эволюции существ нет, не было и не бывает. И естественный отбор идет в обе стороны, у одних развивается разум, у других инстинкты, а уж что лучше способствует выживанию, так это смотря где и когда. Люди долго ждали эволюционного скачка, не все, конечно, а те, кто считал себя самыми продвинутыми, остальным этот эволюционный скачок и даром не нужен был. И вот дождались, причем и те, и другие. Раз скачок – то скачут все, так что хочешь, не хочешь, а прыгай, человечек. “Джамп!” Кто-то подпрыгнет от радости, а кто-то просто за компанию. Хотя радоваться совершенно нечему. А кто сказал, что человек рожден для радости? Ах, Короленко сказал? Ну, во-первых, он не совсем так сказал, во-вторых, ляпнул для красного словца, да и положение обязывало. Кстати, очень вовремя грамотно ляпнул, вполне в духе времени. Попробовал бы он ляпнуть что-нибудь другое, например, что человек рожден для мучений во имя чего-то там. Тут бы ему и настала судьба – для чего родился, для того и пригодился! А для чего на самом деле рожден человек? А я откуда знаю? И ты, сталкер Берет, об этом лучше не думай, потому что нормальное распределение уже придумано, и эта вероятностная кривулина – единственная норма нашего, с позволения сказать, экзистирования. Садовник отсекает дурные побеги? Хирург иссекает больную плоть, чтобы жила здоровая? Вот и мы, сталкер, отсекаем, иссекаем, чтобы сохранить здоровое, а потом, когда оно сможет само за себя постоять, – сгинем. Только это будет не скоро. А кто решает, кого туда, кого сюда? А не знаю, сталкер Берет, кто решает. Кривая нормального распределения решает. А вот кто здоровый, кто больной – это я вижу и знаю. И ты знаешь, а если знаешь, так чего спрашиваешь? Допивай, да пойдем отсюда, не люблю фанк, хотя попса еще хуже, совсем в Москве настоящего блюза не стало!