Книга Кладбище слонов - Роджер Желязны

— Вампир, — невнятно ответил поэт. —…Завлекает мужчин на свой «Летучий голландец» и веками пьет из них кровь… Она —это будущее. Богиня с виду, а душа — как безжизненная пустыня… — Он унылозабубнил: «Счастливей та, что рано умерла… Утрите ваши слезы… Розмарином…» Онахотела оставить меня висящим в пустоте… А я не мог спрыгнуть с карусели, и уменя не было обручального кольца… Но никому не дано потерять того, что потеряля… «… И как велит обычай, унесите ее в наряде подвенечном в церковь…» Я думал,она вернется ко мне, когда устанет от тебя.

Мур двинулся к нему, и Юнгер закрыл лицо ладонями.

— Для инженера будущее…

Мур ударил его киянкой по голове. Затем еще и еще раз. Потомперестал считать — в ту минуту его память не удерживала числа больше трех.

Потом он вышел из комнаты с киянкой в руке и побежал покоридорам мимо дверей, похожих на незрячие глаза, по ступенькам давно нехоженойлестницы…

Выбегая из парадной Обители Сна, он услышал, как кто-тозовет его по имени. Но не остановился, даже когда выбился из сил, лишь перешелна шаг. Рука онемела, в боку кололо, легкие горели. Он взобрался на холм,постоял на вершине и спустился по другому склону.

Улицы Бального Города — дорогостоящего курорта, опекаемогоКругом были безлюдны, но окна светились, а за ними блестели елочные игрушки имишура. Откуда-то доносились пение и смех. Услышав их, Мур еще острее ощутилодиночество. Ему казалось, что это не он сам, а его душа, покинувшая тело,бредет по ночным улицам. «Наверное, это действует снотворное», — подумалон.

Ноги заплетались, веки словно налились свинцом. Мур с трудомпреодолевал соблазн рухнуть в ближайший сугроб и уснуть. Заметив неподалекуцерковь, он свернул к ней. Людей внутри не оказалось, но в церкви все же былотеплей, чем на улице. Он приблизился к алтарю, на котором горело множествосвечей, и, прислонясь к спинке церковной скамьи, долго рассматривал икону,изображающую сцену в хлеву: младенца, его мать и отца, ангелов и любопытныйскот. Потом из его горла вырвалось клокотание, и он запустил в икону киянкой.Ругаясь и плача, он прошел шагов десять вдоль стены и сполз на пол, царапаяногтями штукатурку.

Его нашли в ногах у распятого Христа.

По пробуждении Мур обнаружил, что со времен его молодостисудопроизводство значительно ускорилось. Этого требовали обстоятельства:население Земли так выросло в числе, что судьям, рассматривай они каждое дело спрежней тщательностью, пришлось бы трудиться круглые сутки.

Обвиняемый предстал перед судом в десять вечера, через двачаса после пробуждения. Слушание длилось менее четверти часа. От защиты Муротказался. Присяжные единогласно признали его виновным, и судья, не отрываяглаз от стопки бумаг, лежащей перед ним на столе, вынес смертный приговор.

Мур покинул зал суда и вернулся в камеру, где его ждалпоследний ужин. Впрочем, ел он или нет, он не запомнил. Процесс ошеломил его.Перед этим у него побывал адвокат от Круга, выслушал его со скучающим видом и,упомянув какое-то «символическое наказание», посоветовал отказаться от защиты ипризнать за собой вину. Взяв с него расписку об отказе, адвокат ушел, и Мур досамого суда не разговаривал ни с кем, кроме своих тюремщиков. И вот теперь егоосудили на смерть за расправу над убийцей его жены! Его разум отказывалсяосознать справедливость этого приговора. И все же, машинально пережевывая пищу,Мур не испытывал страха перед близкой гибелью. Он просто не мог в это поверить.

Через час его отвели в тесную камеру без окна, сединственным глазком из толстого стекла в металлической двери. Он уселся наскамью, и тюремщики в серой униформе вышли, заперев дверь.

Вскоре он услышал шипение и почуял незнакомый запах, а ещечерез несколько секунд он катался по полу, заходясь от кашля. Мур кричал,представляя Леоту, неподвижно лежащую в «бункере», а в мозгу у него звучалглумливый голос Юнгера: «В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал.Красивая, милая, сла-авная лежала на длинном столе…»

«Неужели он еще тогда замышлял убийство? — вяло подумалМур. — Не случайно он хотел, чтобы я остался с ним. Боялся, что лопнетнарыв в подсознании…»

Мур понял, что никогда не узнает правды. Огонь из легкихпробрался в череп и принялся пожирать мозг.

Придя в сознание, он не шевелился, измотанный до предела. Онлежал на койке под льняным покрывалом.

— …Пусть это послужит вам уроком, — звучал голос вголовных телефонах.

Мур открыл глаза. Судя по всему, он находился в клинике наодном из этажей Обители Сна. Возле койки сидел Франц Эндрюс, адвокат,посоветовавший ему не отпираться на суде.

Мур вяло помотал головой, стряхивая наушники.

— Как самочувствие? — спросил Эндрюс.

— Великолепное. Хотите предложить партию в теннис?

Адвокат улыбнулся одними глазами.

— Я вижу, символическая кара сняла бремя с вашей души.

— О! Эти слова объяснили мне все, — произнес Мур скривой улыбкой. Но все-таки, я не понимаю, зачем вообще нужна была какая-токара? Ведь этот рифмоплет убил мою жену.

— Он заплатит за это сполна, — пообещал Эндрюс.

Мур повернулся набок и вгляделся в невыразительное лицособеседника. Коротко остриженные волосы Эндрюса были тронуты сединой, умныеглаза смотрели не мигая.

— Что вы сказали? Нельзя ли повторить?

— Пожалуйста. За свое преступление Юнгер заплатитсполна.

— Так он жив?

— Жив-здоров и находится в двух этажах над вами. Но дляказни он еще слабоват. Скоро он окончательно поправится, и тогда…

— Он жив! — повторил Мур. — Жив! Так за чтоже меня наказали, черт бы вас побрал?!

— Как это — за что? Вы же убили человека! —раздраженно ответил Эндрюс. — Тот факт, что врач успел его оживить, вовсене снимает с вас вины. Убийство совершено. Именно для таких случаев исуществует символическая кара. В следующий раз вы как следует подумаете, преждечем хвататься за молоток.

Мур попытался подняться. Не получилось.

— Ну-ну, не торопитесь. Вам надо провести в постели ещенесколько дней. Ведь вас только вчера оживили.

Мур хихикнул. Потом захохотал. Наконец, он всхлипнул иумолк.

— Теперь вам легче?

— Легче, — прохрипел Мур. — Какая кара ждетЮнгера?

— Газовая камера. То же, что перенесли вы, если будетдоказана его невменяемость в момент…

— Тоже символически? Или совсем?

— Разумеется, символически.