Книга Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

Фергюсон удивленно на нее посмотрел:

— Вовсе нет. Я просто знаю, на что способен граф. Особенно если жертва ускользает из его рук. Знаю все его грязные уловки. Он — настоящий развратник.

— Знаете, потому что ведете себя так же? — сладко пропела она.

Похоже, она загнала его в угол. Он нахмурился.

— Речь сейчас не обо мне, а о вас и о том, что я хочу спасти вас от разоблачения и позора. И, позвольте напомнить, вы связаны обязательствами с моими сестрами. Я не могу допустить, чтобы пострадала их репутация.

— И вы решили сделать вид, будто мы любовники, чтобы спасти меня?

— Думаю, это единственный способ. Я видел тех мужчин у театра. Если у вас не будет защитника, они не успокоятся, пока кто-то не заполучит вас.

— Вы отослали Жозефину, подкупили швейцара, сделали все, чтобы осуществить свой план. С таким же успехом те мужчины могут быть выпивохами из соседнего паба, которых вы наняли для этого отвратительного представления. Почему я должна верить вам?

Фергюсон открыл было рот, но, так ничего и не сказав, закрыл его: видно, ничего не смог придумать в свое оправдание. Наконец он решительно произнес:

— У вас нет выбора. То, что я сделал, — лучшее из того, что можно было сделать для вас. Теперь, даже если меня не будет в театре, вы можете не бояться, что за кулисами к вам будут приставать. Никто не осмелится побеспокоить вас, зная, что вы принадлежите мне. Но поскольку по моей вине в свете заинтересовались этим театром и вашей персоной, я все же буду охранять вас каждый вечер.

— Я попрошу Алекса помочь мне.

— Неужели? Вы так хорошо скрывали свою тайну, что он до сих пор ничего не знает. Вы уверены, что хотите рассказать ему?

После недолгого раздумья Мадлен едва заметно отрицательно покачала головой. Фергюсон хищно улыбнулся; сейчас он выглядел в точности как Вестбрук. Интересно, если бы Фергюсон прожил последние десять лет в Лондоне, о нем тоже говорили бы, как об опасном сердцееде? Он снова наклонился к ней.

— Мадлен, ваша репутация полностью зависит от меня, и чем быстрее вы смиритесь с этим, тем легче будет и мне и вам.

Мадлен изогнул бровь:

— Не слишком ли смелое заявление?

— Или вы принимаете мою помощь, или я прямо сейчас везу вас домой, к тетушке и братцу.

Мадлен похолодела от ужаса, но все же возразила:

— Вам бы лучше помолиться, чтобы он не убил вас на месте, едва только узнает, какова ваша роль в этом кошмаре.

Фергюсон пожал плечами:

— По крайней мере, смерть избавит меня от этого проклятого титула. Пожалуйста, примите мою помощь. Стонтоны не остановятся ни перед чем, защищая свою репутацию, они могут навредить вам, а я не хочу, чтобы это произошло.

Последние слова он произнес с такой нежностью, что у Мадлен перехватило дыхание. Он безумен. По-настоящему безумен. Если их разоблачат, разразится такой скандал, последствия которого даже представить страшно. Она уже запятнала свою репутацию, став актрисой, а теперь еще и прославилась как любовница герцога Ротвельского: такого никому не прощали. И все же у нее затеплилась надежда, что все закончится хорошо и что, несмотря на все трудности, этот месяц станет самим счастливым в ее жизни. Странно, что Фергюсон был так уверен в успешной реализации своего плана. Даже Эмили и Пруденс, ее самые близкие подруги, переживали и отговаривали ее. А он, судя по всему, ни капли не сомневался в успехе. Теперь его уверенность передалась и ей. Впервые за последние несколько недель она с надеждой смотрела в будущее.

— Куда все же вы меня везете? — спросила она.

— В дом сестры. Надеюсь, она примет нас, — ответил он — Думаю, это единственное место, куда я могу отвезти вас. Жозефину могли узнать, поэтому я отослал ее в Солфорд Хаус, а когда все уснут, ее муж приедет за вами, и вы сможете незаметно вернуться домой.

Почему-то Мадлен всегда забывала о слугах, а между тем они любили посплетничать не меньше, чем их хозяева.

— А ваш кучер?

— Ему можно доверять. Он приехал со мной из Шотландии и не сплетничает с английскими слугами.

Мадлен больше ни о чем не спрашивала. Самый главный вопрос — как далеко он намерен зайти в этой игре в любовников — она не решилась задать. Слишком опасно. Лучше не затрагивать эту тему вообще. Тем более по дороге в один из самых известных салонов Лондона. Наконец карета остановилась. Мадлен не узнала улицу и с тревогой посмотрела на Фергюсона. Она была обеспокоена, но в то же время и немного радовалась оттого, что поездка закончилась. Она почувствовала, как качнулась карета, когда кучер спрыгнул с козел. Дверца открылась, и он откинул ступеньку. Фергюсон, сойдя на землю, подал ей руку. Выбраться из кареты, когда на тебе бриджи, оказалось куда проще, чем будучи одетой в пышное платье: ни за что не зацепишься, да и юбки не нужно беречь от грязи. Карета стояла возле огромного четырехэтажного особняка. Дом был как минимум вдвое больше любого другого на улице, где жили сливки британского общества: герцоги, графы, несколько баронетов — и все они, несомненно, не были в восторге от той публики, которая иногда появлялась у входа в резиденцию Фолкстонов.

Дверь открылась. В неверном свете фонаря они увидели дворецкого: молодого, очень привлекательного мужчину в черной униформе и безупречно белых перчатках. Мадлен ничего не смогла с собой поделать: проявив крайнюю невоспитанность, она уставилась на красавчика и почувствовала душевный трепет, смешенный с любопытством. Она слышала, что маркиза посещает все театры и ищет там привлекательных мужчин и женщин, чтобы предложить им работу. Почему она это делала, никто не знал. Мадлен никогда не верила этим слухам, но дворецкий выглядел действительно потрясающе. Фергюсон наклонился и прошептал ей на ухо:

— Элли никогда не была дамой вашего круга, но она очень добрая. Дайте ей шанс. Думаю, вы подружитесь.

— Вы полагаете, что я насколько неблагодарна, что буду оскорблять того, кто протягивает мне руку помощи?

Они поднялись по ступенькам, и дворецкий почтительно поклонился им.

— Маркиза ждет вас в салоне, ваша светлость.

Он сопровождал их, пока они поднимались по лестнице. Особняк Фолкстонов соперничал с лучшими домами Лондона: повсюду горело множество свечей, аромат духов смешивался с благоуханием огромных букетов оранжерейных цветов. Мадлен подумала, что так, должно быть, выглядит восточный гарем. Дом был под стать своей хозяйке.

Дворецкий открыл дубовую дверь в конце коридора, приглашая их войти внутрь.

— Его светлость герцог Ротвел и мадам Герье, — объявил он.

Странно, что дворецкий знал ее имя!

Элли с книгой в руках полулежала на оттоманке. Она выглядела задумчивой и серьезной, и только легкомысленный наряд нарушал это впечатление. У нее были темно-рыжие волосы и ярко-голубые глаза. Она поднялась им навстречу, великолепное платье отливало золотом: оно было расшито золотыми нитками. Она была столь элегантна, что Мадлен почувствовала себя неловко в грубом мужском костюме. Элли была выше Мадлен, ее грудь была пышнее, а талия — тоньше. Она была из тех самоуверенных и надменных красавиц, которых Мадлен терпеть не могла. Принимать у себя актрису было верхом неприличия, но в ее голубых глазах Мадлен увидела только искреннюю обеспокоенность и не смогла не улыбнуться ей.