Книга Странник - Джейн Гудалл

Когда Брайони погрузилась в воду — такую горячую, что она почти обжигала кожу, — в сознании ее поплыли образы — во всей полноте цвета, отсутствовавшего на просмотренных снимках. Женский труп лицом вниз на бело-голубом линолеуме, кровь смешалась с осколками разбитого чайника. Еще один женский труп, подвешенный на грубом шнуре к стене дома. Экстравагантные цветочные гирлянды обрамляли голову и плечи жертвы. Поросята с хвостиками-крючками. Обнаженные тела, утыканные ножами и вилками. Голова Брайони разрывалась от пульсирующих ударов.

Она изучала убийства, совершенные Менсоном в Хендоне, и с тех пор не могла избавиться от навязчивых воспоминании об этом, накатывавших время от времени, по поводу и без повода. Ладно, она всего лишь переутомилась, вот мозг и подкидывает наиболее привычные ассоциации.

Брайони вспомнила, как приглашенный лектор из ФБР ознакомил их тогда с делом Менсона, приправляя рассказ советами: «Не пытайтесь определить, что происходит в голове убийцы. Ваша работа — выяснить, кто это сделал, и собрать улики, с помощью которых его можно будет припереть к стене. На этом все. Остановитесь».

«Отлично, — подумала девушка, — но когда знаешь, что убийца, скорее всего, планирует новое преступление, то ведь неизбежно пытаешься просчитать направление его действий, разве не так?»

Глава 9

Кэролайн боялась опоздать на встречу с преподобным Барроусом, а потому прибыла за десять минут до назначенного времени. Журналистка срезала дорогу к дому пастора, а за ней, отставая шага на три, тащился фотограф.

Гостиная священника была обставлена скудно и выглядела поразительно современной. Там не было ни фотографий, ни украшений, ни картин на стенах, лишь простое черное распятие над камином. Поскольку в комнате стояло одно-единственное кресло, хозяин предложил гостям сесть за маленький столик в эркере. Тони еле-еле туда втиснулся. Очевидно, он чувствовал себя неуютно на хрупком деревянном стуле, что особенно бросалось в глаза по контрасту с невозмутимым сухопарым священником, который пристально рассматривал вазу с ромашками, стоявшую на столике между ними.

— Вы не возражаете, если я пойду сделаю еще несколько снимков снаружи? — наконец не выдержал Тони и решительно встал, отодвинув стул. — А после этого уйду, если для меня нет здесь других заданий.

— Да, полагаю, вы можете идти, — кивнул пастор. — Боюсь, вы сегодня лишь попусту потратили время.

— Вполне возможно, — буркнул фотограф.

Кэролайн сделала вид, что не заметила ни его тона, ни косого взгляда в ее сторону. Девушка была целиком захвачена новыми подробностями.

— Так вы хотите сказать, это не первая попытка вскрыть могилу Бартоломью Тремли? — переспросила она, когда дверь за Тони захлопнулась.

— Конечно, нет. Была еще одна попытка, лет пять назад, там тогда появились два хиппи. Я застал их на месте преступления и прогнал, но полиция не стала никого искать и наказывать. Осквернение могил сегодня не кажется следователям серьезным преступлением. Но в тот раз не было явных признаков вандализма. А ведь знаете, нечто в таком роде, как теперь, уже случалось. Это произошло летом одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Приходские записи дают ясное представление о нанесенном ущербе. Каменная крышка надгробия была заметно сдвинута и изрядно пострадала от ударов. Свиная кровь попала внутрь, а также ею облили ангела. Вы сами видите: то, что произошло на днях, очень похоже на другое, давнее святотатство.

— А каким образом тогда узнали, что это была свиная кровь?

— В те времена это был обычный продукт. Ее собирали при забое животных. Кровь украли у местного мясника, который собирался приготовить из нее пудинг.

Кэролайн решила, что это не самое увлекательное и перспективное направление расспросов, а потому сменила тему:

— Те хиппи, что повредили могилу… Они что-нибудь взяли?

— Там нечего брать.

— Откуда вы знаете?

Повисла тяжелая пауза, а потом священник выпрямился еще больше и медленно повернул голову к окну.

— Я очень надеюсь, что ваш приятель ничего там не испортит. У меня еще теплится слабая надежда, что полицейские все-таки начнут расследование, так что мы должны соблюдать осторожность и ничего там не трогать, чтобы не уничтожить улики. В нашем приходе сохранились некоторые редкие документы, одним из которых является дневник Бартоломью Тремли, датированный периодом между тысяча семьсот двадцатым и тысяча семьсот двадцать четвертым годами, автор вел его до самой смерти. Поскольку Крайстчерч была достроена лишь в тысяча семьсот двадцать девятом году, Тремли могли похоронить на церковном дворе еще до освящения храма. Во-первых, он являлся другом Николаса Хоксмура, архитектора, а кроме того, Тремли был ученым с именем, членом Королевского общества.[3]В его завещании, с которого Общество сняло копию, в частности, отмечалось, что дневник, как и еще некоторые записи и инструменты покойного, имеющие отношение к его опытам, следует положить в могилу вместе с телом. Те, кто вскрыл могилу в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, могли искать именно это, но они ничего не нашли.

Кэролайн торопливо записывала, стараясь изо всех сил успевать за рассказчиком, но все же ей пришлось несколько раз попросить его повторить наиболее существенные детали.

— Достопочтенный Уиткомб, бывший тогда пастором церкви, во время первого покушения на могилу Тремли увлекался ботаникой и тоже был членом Королевского общества. Он разделял идеи Чарльза Дарвина и, что любопытно, считал их прекрасно согласующимися с христианскими верованиями. Кстати, Уиткомб был одним из тех, кто организовал похороны Дарвина в Вестминстерском аббатстве, хотя, я понимаю, это не совсем то, что вам нужно для газетной статьи, мисс Стэйнес. Уиткомб проявлял интерес к анатомическим исследованиям Тремли, он понимал всю значимость его бумаг, а потому извлек их из могилы в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году. Они были помещены в приходской архив, из которого я временно изъял все документы, в целях лучшей сохранности.

— Но почему кто-то стремится добраться до них?

Бледные веки священника слегка дрогнули.

— Вы хотите услышать мою теорию или точку зрения Уиткомба?

— Сначала его, потом вашу.

— Уиткомб считал идеи Тремли эксцентричными. Более того, он называл их «безумными и опасными». Кажется, пастора сильно тревожило то, что другие безумные и опасные для общества люди могут ими вдохновиться. Тремли балансировал на грани науки и магии, это было вполне в духе того времени. Его заметки о проведенных опытах показывают, что он был одержим желанием создать гомункулуса.

— Простите, а как пишется это слово?

Барроус продиктовал, а потом пояснил: