Книга Ловушка для личного секретаря - Вера Чиркова

– Ты предлагаешь их отпустить? – впервые за последние дни принц разговаривал с Илли так сухо.

– Конечно нет. Я подумала, что можно дать им искупить свою вину. У каменщиков остались дети и вдовы… если они согласятся кормить и растить детей вместе с их матерями до совершеннолетия, пусть потом идут куда хотят. Мы поговорили с Бертиной… она сказала, что сможет сварить такое зелье. Если они согласятся добровольно, то будут искренне любить своих жен, только обязательно нужно провести ритуал законного брака.

– Эти женщины живут далеко отсюда, мы решили их не привозить, – с сожалением сообщил Седрик, – но мне эта идея нравится. Если они согласятся на предложение, можно отправить их в Бредвил с охраной.

– Это похоже на старый обычай степняков, – задумчиво кивнул Ингирд. – Если ловили убийцу кормильца семьи, то заставляли его пятнадцать лет жить с женой врага и кормить детей.

– Ну, значит, возродим старый обычай, – веселея, подвел итог принц. – Тогда сейчас быстро закончим с поджигателями и отправляемся. Наемников успеем допросить и в Бредвиле. Седрик, намекни им, что у них будет шанс искупить свою вину, чтоб не задумывали побег или еще какую глупость. И отправьте приказ привезти вдов, да чтоб повежливее с ними обращались.

– Тогда я пойду кормить и собирать Троша, – немедленно поднялась с места травница, и Илли больше не стала ее удерживать, отлично понимая, как неловко чувствует себя девушка, сидя за столом с такими важными господами.

Сама еще недавно такая же была.

Глава 9

– А можно это взять? – глазенки Троша умильно смотрели на сеньориту секретаря, каким-то неведомым чувством признав ее хозяйкой этой замечательной кареты.

Бертина ехала вместе с Млатой и квартеронкой, а вот ее братец кочевал из кареты в карету и из седла в седло. Он успел посидеть со всеми, даже в эльфийской повозке, которую приспособили для перевозки шатров и легкой плетеной мебели.

– Твоя мамушка меня прибьет, – с нарочитой печалью сообщила Илли, подвигая ему корзину с земляникой и зеленоватыми ранними сливами, – если у тебя заболит живот.

– Не-а, – не поверил он, – она добрая. Она всех лечит. И Жульку лечила, когда кабан укусил.

Мальчишка примолк и задумался, глядя в окно, и Иллира тихонько вздохнула. Она видела иногда в шустром и наивном ребенке и недетскую тоску, и затаившуюся, звериную опаску, и думала, что мало он отстрадал, тот здоровый селянин с грязными ногтями, за весь ужас, какой по его вине перенес этот ребенок. Почему-то это считалось негуманным и неблагородным – долго мучить преступников, и иногда она думала точно так же и даже строже. Но когда видела вот этого ребенка, который даже к кострам на привалах боялся подходить ближе, в душе мгновенно вскипал девятый вал неистовой злобы.

Бунзон, заметив такое ее состояние в первый раз, встревожился, спросил, в чем дело, и сеньорите пришлось объяснять, чтоб не волновался ни он, ни напрягшийся от этого вопроса принц. Кандирд большую часть дня ехал верхом, но когда Илли оставалась в карете одна или с кем-нибудь из друзей, садился отдохнуть, как он говорил, и все чаще просил ее рассказать о тех вещах, которыми и не думал интересоваться раньше. О прибылях и убытках, о налогах и аренде, о процентах и банках. И подолгу молчал, обдумывая услышанное, или задавал вопросы, чтоб прояснить непонятое.

А однажды, когда в карете никого не было, вдруг хмуро сказал:

– Не понимаю, почему они меня обманывали, неужели считали, что я никогда не заинтересуюсь такими вопросами и ничего не пойму?

– Кто? – встревожилась Илли.

– Их величества и Рантильд. Ведь все мои деньги лежат в королевском банке, я наличными вижу только кошелек, который беру, выходя на ярмарку. И все эти пять лет я ничего не строю и не возвожу. А ты говоришь, что деньги не должны лежать, а должны работать.

– Канд… – девушка не выдержала и нежно взяла его за руку, – я, наверное, плохой учитель. У королевского банка для тебя самый большой процент за эти деньги, и это значит, твой отец, наоборот, делится с тобой своей прибылью от мостов. Да, ты не видишь кучи золота, оно где-то звенит – в карманах строителей, камнерезов и лесорубов, у кузнецов и трактирщиков. Но они ведь немедленно возвращают его в банк, кладут на свои счета, платят налоги, а Рантильд немедленно выдает это золото под процент вашему отцу, чтоб тот оплатил новый мост или заставу. Но дело в том, что тебе платят столько, сколько другие платят за право получать у банка кредит. Расходы самого банка твой брат покрывает за счет других. Так что не обижайся на семью, сумма, которая записана на твоих счетах, все время растет, ты ведь не транжиришь деньги на широкие гулянья, не устраиваешь бесконечных балов и не кормишь толпы бездельников.

– Илли, – его высочество осторожно сжимал в своих ладонях ее ручку, – мне всегда казались такими скучными эти расчеты и проценты… без тебя я бы еще лет десять не начал о них думать. А насчет толпы бездельников… я как раз только вчера думал, что по моему дворцу бродит слишком много придворных. Вот Бенгальд всех поразогнал, сам мне рассказывал: выходил утром в приемный зал и спрашивал, кто по какому вопросу пришел. И слугам запретил подавать чай и обед тем, кто не служит или не состоит в свите.

– Представляю… – засмеялась Иллира, – как они оскорблялись.

– Можешь не представлять… скоро своими глазами полюбуешься, – злорадно фыркнул его высочество. – Я тоже собираюсь так сделать. Почему Ингирд и Лензор целый день чем-то занимаются, хотя никаких должностей не имеют, а толпы придворных только едят и плетут интриги, которые мне приходится наблюдать и разбирать?

– Канд… но ведь, пока ты не был занят делами, они тебе не мешали? Мне кажется, придворные для принцев как живые игрушки… вроде щенков Троша. Ты учишься на них разгадывать людей, изучать их повадки, понимать, что не всегда за улыбкой стоит доброжелательность… и не смотри на меня такими глазами… это все мне папа в голову вбил.

– Зачем? Зачем, Илли, он вбивал все это в голову маленькой девочке? Знал заранее, что ты останешься одна? Так почему не уехал куда-то очень далеко, не сменил имя и внешность, не спрятался… ради того, чтоб не оставлять тебя одну?!

– Канд, – горько вздохнула сеньорита, задушив в себе всплеск ярого желания немедленно объяснить этому упрямцу, как глубоко он ошибается, – ты недавно был несправедлив к своим родителям, а теперь несправедлив к моим. Я точно знаю, что он не мог поступить по-другому, мы не раз это обсуждали… и когда-нибудь наступит день, в который я все смогу тебе объяснить. Но пока не время… прости.

– Это ты меня прости, – мгновенно огорчился Кандирд, – я тебя расстроил. Но иногда мне кажется, что я никогда не дождусь этого дня.

«Я жду его уже несколько лет и верю, что он наступит, и все для этого делаю», – хотелось сказать сеньорите, а еще ей хотелось сказать, что это будет день их прощания. Она уже со всей очевидностью понимала, что его высочество только и ждет этого момента, чтоб обрушить на нее весь арсенал своей любви и настойчивости. Да он и сейчас, под бременем данного ей обещания, еле сдерживается и все чаще задерживает ее пальчики в своих ладонях, а ее саму – в объятиях, когда снимает после прогулки с лошади. И стоит вспомнить, как ей самой приятны такие знаки внимания, как в душе вспыхивает четкое понимание – очень скоро ей придется бежать.