Книга Лазутчики - Лоренсо Сильва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бэленджер осторожно направился следом. В лицо ударил застоявшийся воздух; его запах вызывал неприятное ощущение. В свете налобных и ручных фонарей было хорошо видно, что номер выглядит совершенно стандартно: туалет справа, ванная слева, между ними короткий коридор, ведущий в спальню.
Кора приоткрыла дверь ванной.
— Мраморная столешница на тумбочке. Конечно, под пылью не разглядишь... но похоже, что фурнитура...
— Позолочена, — закончил Конклин.
— Ничего себе.
В спальне оказались две неширокие кровати со столбиками: На них до сих пор толстым слоем пыли лежали покрывала с цветочным узором. Телевизор смотрелся чужеродным предметом рядом с диваном, столом и бюро в викторианском стиле. Комната выглядела точно так же, как в 1971 году или даже раньше — если, конечно, попытаться не обращать внимания на паутину, грязь и отставшие клочьями обои.
Винни подошел к телевизору.
— Нет кнопок регулировки цвета. Самая настоящая древность — черно-белый телевизор. Экран со скругленными углами. О, посмотрите на этот телефон! Он с наборным диском. Я видел их в кино, но мы ни разу не натыкались на такие во время исследований. Вы только вообразите себе — чтобы набрать номер, потребуется целая вечность.
— Металлические ставни, — напомнил Рик. — Что они закрывают? Мы же находимся в глубине здания. Между нами и наружной стеной должно быть еще несколько комнат. Здесь просто не могло быть окна — ведь смотреть все равно некуда.
— Не совсем так, — возразил профессор. — Карлайл устроил окна во всех номерах. В каждой четверти отеля имеется шахта, наподобие внутреннего двора. Когда-то там устраивались сады с цветочными клумбами, кустами и даже деревьями, которыми постояльцы могли любоваться из своих окон. В некоторых номерах имелись балконы, выходившие в эти шахты. Сами шахты заканчивались на пятом этаже. Шестой уровень и пентхауз в них не нуждались, потому что в верхней части пирамиды имелся прямой вид наружу.
— До тех пор, пока Карлайл не установил металлические ставни, — добавила Кора. — Неужели стариком настолько овладела паранойя, что он решил, что погромщики полезут вверх по стенам шахт?
— Массовые волнения. Пожары. Разгромленные дома. Его все это, вероятно, наводило на мысль о надвигающемся конце света. — Винни посмотрел на профессора. — Он писал что-нибудь об этом в дневнике?
— Нет. Дневник заканчивается шестьдесят восьмым годом, когда он закрыл отель для постояльцев.
— За три года до смерти. — Бэленджер задумчиво обвел номер взглядом. — И никаких объяснений того, почему закрыл отель и прекратил записи?
— Никаких.
— Может быть, жизнь стала для него неинтересной? — предположила Кора.
— Или же слишком интересной, — возразил Конклин. — Он видел Первую мировую войну, пережил Великую депрессию, дожил до угрозы всеобщего ядерного уничтожения и имел все основания считать, что на всем протяжении двадцатого столетия события меняются от плохого к худшему.
— Шестьдесят восьмой год... Что особенного тогда произошло? — спросил Бэленджер.
— Убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, состоявшиеся с интервалом всего в два месяца.
Все на несколько секунд умолкли.
— А что это лежит на кровати? — Бэленджер ткнул пальцем.
— Где? Я ничего не вижу.
— Во-он там.
Бэленджер осветил первую кровать и плоский предмет, лежавший на подушках.
Чемодан.
— С какой стати кому-то бросать чемодан, выезжая из отеля? — удивленно произнесла Кора.
— Возможно, человек не мог расплатиться по счету и выбирался тайком. Давайте посмотрим, что там внутри. — Винни отложил фонарь и нажал на замки по обеим сторонам чемодана. — Заперто.
Бэленджер вынул из кармана нож, раскрыл его и вознамерился отодрать язычок замка.
— Нет, — остановил его Рик. — Мы смотрим, но ничего не трогаем.
— Но мы же трогали множество всяких вещей.
— Но мы их не повреждали, мы ничего не перемещали и не меняли. Мы вели себя точно так же, как археологи при первичной разведке. Мы не изменяем прошлое.
— Но в таком случае вы никогда не узнаете, что находится в чемодане, — сказал Бэленджер.
— Полагаю, что это не самая большая потеря из всех, которые я уже пережил и еще переживу.
— Если я смогу открыть его, не взламывая, проблема останется?
— Конечно, нет. Только я не соображу, как вы сможете это сделать.
Бэленджер вынул из кармана шариковую ручку. Развинтив ее, он извлек пишущий стержень и снял с него пружинку. Затем, негромко мыча себе под нос, чтобы скрыть напряжение, он вставил конец пружины в замочную скважину чемодана, нажал, повернул и улыбнулся, когда замок со щелчком открылся. То же самое он повторил и со вторым замком, хотя там пришлось повозиться немного дольше.
— Полезное умение, — заметил Рик.
— Я как-то раз написал очерк о слесаре, которого полиция приглашала каждый раз, когда нужно было что-то открыть и никто не мог с этим справиться. Вот он и показал мне несколько простеньких уловок.
— Когда я в следующий раз захлопну ключи в автомобиле, то позвоню вам, — сказал Винни.
— Итак, кто возьмет на себя смелость? — осведомился Бэленджер. — Может быть, вы, Кора?
— Нет, я, пожалуй, уступлю кому-нибудь, — ответила та, в нерешительности потирая руки.
— Винни? А как насчет вас? Вы первым попытались его открыть.
— Благодарю, — напряженным голосом произнес Винни, — но отперли-то его вы, так что вам его и открывать.
— Ладно. Но если мы совершим какое-нибудь эпохальное открытие, оно будет названо в мою честь. — Бэленджер поднял крышку чемодана.
По комнате распространился тяжелый запах. Лучи пяти налобных и пяти ручных фонарей скрестились на содержимом чемодана.
Все замерли.
— Кажется, меня сейчас вырвет, — нарушила молчание Кора. — Что это такое?
Чемодан был полон меха. А еще там находилось мумифицированное туловище, голова и лапы. Или руки.
— Мой бог, неужели это человек? — спросил Винни. — Ребенок, завернутый в...
— Обезьяна, — перебил его Бэленджер. — По-моему, это обезьяна.
— Да, вот тебе и «Царство дикой природы»...
— Зачем кому бы то ни было... Чтобы человек сунул обезьяну в чемодан, запер и уморил... Нет, это невозможно, — сказал Рик.
— Может быть, она уже была мертва, — предположил профессор.
— И кто-то таскал с собой ее труп как память о прошлом? — Кора протестующе воздела руки. — Это одна из самых дурацких вещей, которые я когда-либо...