Книга Мертвый город - Лев Пучков

Однако всё это не суть важно, а вот что главное: в комендатуре нас первым делом раздели «по форме раз», тщательно обыскали и вывернули все карманы.

В общем, глянул я на кумачовый плакат, впрыгнул в поток ассоциаций, и у меня вдруг резко скрутило живот. То ли от переживаний, то ли от непривычной пищи, съеденной накануне, а может, от всего сразу, но так припёрло, что дальше некуда.

— Ребят… О Господи… Ребята, мне срочно нужно в туалет!

— Терпи, тут полста метров осталось, — буркнул командир патруля.

— Ребята, ей-богу не могу! Ещё пара шагов и обхезаюсь…

— А-а-а, диверсант-засранец! — обрадовался злыдень-рукосуй. — От страха пронесло, да? Давай жарь квадратно-гнездовым, а мы посмотрим.

— О Боже… Да вы не смотреть, вы нюхать будете! Всей комендатурой будете нюхать, я вам обещаю… Ребят… Ну вам же не ставили задачу меня унижать, вам только доставить… Ну будьте же людьми, я вас прошу…

Наверное, моё перекошенное страданием лицо лучше всяких аргументов свидетельствовало о том, что это не хитрость и не трюк: командир внимательно посмотрел на меня и махнул рукой в промежуток между домами:

— Ладно, давай сюда. Смотри, если дёрнешься — стреляем без предупреждения.

Мне развязали руки и заставили снять лыжи. Увязая в сугробе, я сделал с десяток шагов от тропы и, еле успев сдёрнуть штаны, воткнулся голой задницей в сугроб. По-хорошему, конечно, надо было утрамбовать площадку и подготовить полигон к бомбометанию, но на это у меня уже не было ни сил, ни времени.

Так… Детальное описание процесса опущу по эстетическим соображениям, но получилось всё очень аутентично и натурально, звуковое сопровождение, наверное, было слышно в квартале от места извержения.

Патрульные хихикали и оживлённо обменивались впечатлениями. Особенно старался злыдень, «диверсант-засранец» в его исполнении прозвучало, наверное, раз десять.

Потом я долго мял пару листков бумаги и между делом легко и непринуждённо спрятал в снег своё удостоверение и схему маршрута.

Всё упаковано в целлофан, место приметное. Когда всё кончится, вернусь и заберу.

Хм… Не думаю, что кому-то придёт в голову ковыряться здесь в ближайшие пару дней, атмосфера и экология данного квадратного метра отнюдь не способствуют изыскательским работам.

По завершении процедуры меня водворили на лыжи, вновь связали руки и повели в комендатуру.

— Тебя не с крысятины ли пронесло? — озабоченно спросил командир.

Я его озабоченность понял правильно. Нет, это вовсе не сочувствие, а беспокойство о собственной безопасности. Я слышал, что кое-где горожане едят крыс, но меня и моих близких это миновало. У нас просто их не было, этих крыс, они всё больше в продуктовых точках, в магазинах да на складах, а все эти места принадлежат либо ДНД, либо «куркам». У нас ведь, простите за подробности, даже продуктовых помоек в привычном смысле этого слова не осталось. Съедают всё, что можно съесть, даже картофельную шелуху, так что все помойки тщательно исследованы и на сто процентов состоят из несъедобного мусора. Не резон крысам жить нынче среди голодных граждан, они всё больше льнут к сильным мира сего.

— Нет, крыс не ел, — успокоил я командира. — И вообще я здоров, ни желтухи, ни «дизеля», слава Богу. Просто соседи давеча салом угостили, поэтому, наверное, и скрутило. Непривычная пища.

— Ну-ну…

* * *

Во дворе комендатуры под навесом из зимней масксети стояли два вездехода и трактор с прицепом.

Увидев вездеходы, я вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

Вряд ли Хозяева здесь из-за меня. Я слишком мелкая и никому не интересная фигура, сейчас все по горло заняты охотой на беспилотник, так что мне в принципе без разницы, есть тут вездеход или нет.

Судя по вывеске возле входной двери, до Хаоса в здании комендатуры размещалось ЖЭУ № 5.

Парный пост на крыльце, обложенном мешками с песком, образующими некое подобие бруствера с открытыми сверху бойницами, несколько антенн на крыше — вот, собственно, и всё, иных признаков, свидетельствующих о том, что это главное военно-административное учреждение района, я не заметил.

Все стёкла были целы, никто не удосужился укрепить окна кроватными сетками, следы от пуль на стенах отсутствовали. Напрашивался вполне очевидный вывод: комендатуру никто не штурмовал, не бросали в окна гранаты и даже не обстреляли ни разу.

Это хорошо. Значит, они здесь непуганые и, вполне может быть, не шибко злые. Можно надеяться, что мой вопрос решится бескровно и с минимальными потерями.

За углом умиротворяюще урчал дизель, а когда мы вошли в тамбур, я увидел лестницу в подвал и там, внизу, как позабытый признак утраченной цивилизованности — горящую электрическую лампочку, забранную в обрешеченный плафон.

В подвал мы спускаться не стали (и слава Богу, с некоторых пор я недолюбливаю подвалы), прошли сразу в коридор, а там лампочки не горели, вполне хватало света из окон.

Командир патруля зашёл в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью «Комендант», а мы остались ждать в длинном коридоре с кучей дверей по обеим сторонам и без единой скамейки.

Пахло табаком и сырой овчиной, было тихо. Очевидно, регламент работы данного учреждения не предполагает наличие посетителей, которые могли бы праздно торчать тут в ожидании своей очереди, разгуливать по коридору и сидеть на скамейках. Это может не значить ровным счётом ничего, и в то же время… Вполне может быть так, что «посетители» находятся этажом ниже, в далёких от комфорта условиях и торчат там вовсе не праздно, а ожидают своей участи. В свете того, что сейчас я как раз выступаю в роли «посетителя», очень надеюсь, что это не так и у меня просто хорошо развитое воображение.

— Ну всё, пит здесь тебе, диверсант, — не замедлил подтвердить мои домыслы злыдень-рукосуй. — Комендант у нас лютый. Ой, лютый… Он с тебя три шкуры сдерёт. А потом тебя пустят в расход. Если мы ещё не уйдём на маршрут, я лично попрошусь в расстрельную команду, чтоб тебя шлёпнуть.

— Лёха, ты чего такой злой? — Ага, я помню, как командир обращался к рукосую. — Ты про принцип Талиона слышал?

— Не понял, что за принцип? — досадливо нахмурился рукосуй, которому почему-то не понравилось, что я обратился к нему по имени.

— Если в двух словах, то «око за око». Или «как аукнется, так и откликнется».

— Не понял… Ты что, угрожаешь мне?!

— Да Боже упаси! Я разве в том положении, чтобы угрожать? Просто напомнил, что есть законы человеческого общежития. Не нами придуманные. И люди по ним живут тысячелетиями, независимо от режимов и диктатур, которые меняются как перчатки.

— Так ты мне всё-таки угрожаешь! — Рукосуй отпихнул патрульного, стоящего рядом со мной, и больно ткнул стволом карабина мне в лоб. — Запомни, падла, я тебя лично расстреляю! Ты понял?! Он ещё тут свой рот будет разевать…