Книга Бастион одиночества - Джонатан Летем

— Плавание, стрельба, ориентирование, — перечислял он, поглаживая знаки большим пальцем — напоминания об окраинах Филадельфии, остатки рухнувшего мира.

Затем Мингус, оставив Дилана в пустынном, заросшем травой дворе, убежал переодеться в форму бойскаута, а спустя несколько минут оба пришли к выводу, что она уже ни на что не годится: рукава и штанины были слишком коротки, на желтом галстуке белело пятно, похожее на засохшие сопли. Он вновь исчез в доме и вышел в зелено-белом костюме хоккеиста, с металлически блестевшими, слегка изогнутыми буквами на спине — «Мингус Руд» — и с треснувшей клюшкой. Ручка клюшки была обмотана черной изолентой. Дилан безмолвно осмотрел наряд. Мингус опять убежал и вернулся в темно-красной футбольной форме и шлеме с надписью «МОГАУКИ МАНАЮНКА». Вместе они оттянули ворот футболки и рассмотрели наплечники, благодаря которым Мингус выглядел супергероем. От наплечников несло потом, гнилью, вызывающей легкое головокружение и воспоминания о каких-то былых днях. «А ловить сполдин ты умеешь? А закидывать мяч на крышу?» — с досадой размышлял Дилан. Сам он подобными талантами не отличался, и Мингусу вскоре предстояло об этом узнать.

Душа Дилана разрывалась между двумя желаниями: похвастаться Мингусу собственными достижениями в скалли, художествами на волшебном экране, умением неслышно спускаться по скрипучим ступеням — и оградить его от насмешек, воровства, непонимания. В голове Дилана уже звучало: «Эй, дай-ка посмотреть — ты что, не доверяешь мне?» Ему хотелось защитить их обоих, посоветовав новенькому никогда не выносить свои многочисленные и совершенно никчемные богатства на улицу, не показывать их другим.

Но Дилан молчал, путаясь в мыслях. Его так и подмывало сгрести яркие форменные одежды Мингуса в кучу и здесь, в защищенном высокой оградой внутреннем дворе, сжечь их на огромном костре, как тот, в котором Генри и Альберто палили однажды перед заброшенным домом старые газеты, собачье дерьмо и упавшие к концу лета с деревьев ветки. Дилан почти видел, как занимаются огнем трусы и футболки, как чернеют и расплавляются наплечники, как слова и буквы распадаются и умирают. На Дин-стрит знаки отличия никому не нужны. Но Дилан не заговорил об огне — прошел с Мингусом в дом и наблюдал, как тот убирает вещи в шкаф.

— Комиксы любишь? — спросил Мингус.

— Конечно, — ответил Дилан не вполне уверенно. И чуть не добавил: «Моя мама любит».

Мингус достал из нижнего ящика шкафа четыре комикса: «Сорвиголова» № 77, «Черная пантера» № 4, «Доктор Стрэндж» № 12 и «Невероятный Халк» № 115. Все они были безбожно замусолены, уголки загнуты, страницы надорваны. На обложке каждого темнели выведенные размашистым почерком слова «МИНГУС РУД». Мингус принялся зачитывать вслух некоторые из реплик — с выражением, стараясь заинтересовать Дилана. Атот настолько растрогался, что почувствовал непривычное тепло в груди. Ему захотелось прикоснуться к жестким на вид волосам Мингуса.

— А дальше знаешь? Доктор Стрэндж мог бы поймать Невероятного Халка, создав волшебную клетку, но словить Тора не может. Тор как бог, пока у него есть молот. Если он его потеряет, превратится в настоящего калеку.

— Кто такой Тор?

— А ты почитай. Знаешь, где можно купить комиксы?

— Ну да. — Дилану вспомнился Крофт и тот день у Изабеллы Вендль. Киоск, островок безопасности, Флэтбуш-авеню. «Фантастическая четверка».

«А Фантастическую четверку доктор Стрэндж смог бы поймать?» — подумалось ему.

— Ты когда-нибудь воровал комиксы?

— Нет.

— Это совсем нетрудно. В этом году ты ездил в лагерь?

— Нет. — «Ни в каком году», — чуть не ляпнул Дилан. Его взгляд упал на странный предмет на комоде с зеркалом, нечто вроде камертона.

— Это расческа, — сказал Мингус.

— М-м…

— Расческа, только для курчавых волос. Да оставь ты ее. Хочешь посмотреть «Золотой диск»?

Дилан кивнул, выпуская из руки необычную расческу. Мингус Руд был целым миром, взрывом сногсшибательных возможностей. Он задумался, какдолго сможет общаться с ним один на один.

Они направились наверх. Отец преподнес Мингусу отличный подарок: позволил занять весь нижний этаж. Две большие комнаты и просторный задний двор были в его распоряжении. Сам отец Мингуса жил наверху. Подобно Изабелле Вендль, Барретт Руд-младший спал возле обильно декорированного мраморного камина, под лепным голландским потолком и с занавешенными окнами — продолговатыми, как раз для заставленной старинной мебелью, пианино, этажерками и бог знает чем еще гостиной. Но в отличие от Изабеллы Барретт Руд-младший спал не на обычной кровати, а на странной штуковине: матрасе, наполненном водой, волнистом море, втиснутом в гладкие матерчатые берега. Чтобы показать, что внутри матраса действительно вода, Мингус надавил на него ладонями.

Как ни странно, «Золотые диски» оказались именно золотыми — пластинками на сорок пять оборотов, приклеенными к кусочку ткани и защищенными алюминиевыми рамками. Они не висели на стене, а стояли на каминной полке среди скомканных чеков, наполовину полных стаканов и смятых пачек «Кул». «НЕ МОГУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ, УСПОКОЙСЯ. Б. Руд, А. Дегорн, М. Браун, САТЛ ДИСТИНКШНС, АТКО, ЗОЛОТОЙ ДИСК, 28 МАЯ 1970 г.» — красовалось на первой пластинке. И на второй — «ВСТРЕВОЖЕННАЯ СИНЬ. Б. Руд, САТЛ ДИСТИНКШНС, АТКО, ЗОЛОТОЙ ДИСК, 19 ФЕВРАЛЯ 1972 г.».

— Пойдем вниз, — сказал Мингус, и они ушли, оставив «Золотые диски». По лестнице Дилан шел впереди, ощущая странную скованность и крепко держась за поручень, оттого что сзади на него смотрел Мингус.

Они вернулись на задний двор и стали бросать камни в воздух. Большинство падало во двор пуэрториканцев. Развлекался в основном Мингус, Дилан наблюдал. Было двадцать девятое августа 1974 года. В воздухе пахло чем-то особенным, и казалось, над головой нависает чья-то рука. Со стороны Берген-стрит слышалось тарахтение фургона «Мистер Софти», наверняка вокруг него собралась, как обычно, толпа ребятни.

— Мой дед — священник, — сказал Мингус.

— Правда?

— Барретт Руд-старший. Отец начал петь в церковном хоре. Но теперь у деда нет церкви.

— Почему?

— Он в тюрьме.

— О!

— Наверное, ты догадался, что моя мать белая, — продолжал Мингус.

— Конечно.

— Белые женщины любят черных мужчин, слышал об этом?

— Хм, да.

— Только папа давно не разговаривает с этой лживой сучкой. — Мингус внезапно рассмеялся, будто удивившись собственным словам.

Дилан промолчал.

— Он заплатил за меня миллион долларов. Вот так. Целый миллион! Если не веришь, можешь спросить у отца.

— Верю.

— А вообще-то мне все равно, веришь ты или нет. Я говорю правду.

Дилан задумчиво всмотрелся в лицо Мингуса, в его несомненную темнокожесть. Ему захотелось прочесть Мингуса как книгу, узнать, не сможет ли он изменить не только его, Дилана, но и всю Дин-стрит. Мингус вдохнул ртом и высунул свернутый в трубочку кончик языка, собираясь бросить очередной камень. У него была темная кожа, но светлее, чем у настоящих афроамериканцев, нечто среднее между белой и черной. Его ладони по цвету почти не отличались от ладоней Дилана. Одет он был в вельветовые брюки. Возможно, он действительно говорил правду.