Книга Убили Винни - Джереми Камерон

Я вообще-то не крутой, но спятишь же все время в камере сидеть. Надо, думаю, попробовать, оно того стоит. И апельсины дают опять же.

Во-первых, надо произвести впечатление.

Выпускают тебя в коридор, а ты такой свеженький выскакиваешь, можно даже грудь потереть от избытка бодрости. Уроду этому, который тебя выпустил, улыбаешься:

— Здрасьте, утро доброе! День-то какой, а! Сейчас бы в футболян погонять.

Вот интересно: охранники — уж вроде тертые дальше некуда, а любят, когда им задницу лижут.

Во-вторых, никому не хамить. Это, конечно, если ты раньше за «Тоттнем» не играл. Если играл — тогда твори что хочешь. Я вот лично никогда никому не хамил и все сроки нормально отсиживал.

Я, если знаю, что в нашем крыле набирают в команду, по утрянке сразу к старшему офицеру или к начальнику охраны:

— Здравствуйте. Работы нет сегодня? Может, полы помыть? Или там в прачечной помочь, в туалете?

В-третьих, надо, чтобы тебя заметили в спортзале. Поэтому неважно: обычные занятия, дополнительные, — я всегда как штык, железо жму… Настоящий кач — это все для крутых, но немного подкачиваться все-таки надо. Правда, без нормальной еды все равно ничего не накачаешь, а тут еда вообще пустая. Поэтому через какое-то время просто находишь предлог и все это дело бросаешь. Но круговую тренировку делать надо, а то решат, что халтуришь.

Ну и последнее — техника. На ней репутацию и зарабатывают.

На мяч лучше вообще не смотреть. Когда по шесть человек тренируешься, главное — всем как следует навалять. Все как в жизни: от плеча до колена, чтобы следов не было, а то драку навесят. Говорят, что если ты ему первый вломишь, то не больно. Ни фига.

Вообще, зависит от того, хочешь ты из камеры выйти или нет. Я, как первый раз в шестерках порубился, приполз обратно к себе и упал. Весь в синяках был, как наркот какой-нибудь. Ничего, сделал вид, что так и надо.

Наконец заметили, открыли во мне талант к мордобитию. Потом уже было нормально: во всех тюрьмах, как посмотрят в личное дело, ставят в команду.

В первый раз я в Норидже отличился. Меня туда прямо с рейва упекли. Мы с Джимми тогда в Милденхолле работали, штучку одну толкали новую, в Саффолке ее еще не было. В общем, вселился я, и тут же выясняется, что у них будет финал кубка на Карроу-роуд. У всех выходной, будет чай у начальства, и еще по радио про тебя скажут. Ну, думаю, это дело хорошее, это упускать не надо. На первой же тренировке всех перемочил, меня и заметили: маньяки всегда нужны.

По футболу у нас был мистер Нортон. Друзья его Бульдозером звали, враги — сукой. Хотя что-то не помню, чтобы у него друзья были. Футбольный маньяк в чистом виде. Если у человека техника хорошая, а драться нормально не умеет — он их в момент вычислял и гнал с поля. Стоит, значит, и орет:

— Ты, урод! — (Это у него вежливо считалось.) — Иди домой, мне тут балет не нужен. Мне мужики нужны!

Вообще там несколько человек действительно умели играть, только ему это было не надо. Бульдозер больше мордоворотов уважал. Он так понимал — против восьми легче играть, чем против одиннадцати. Значит, надо сразу побольше народу из строя вывести. Главное — чтобы без ножей на поле, а то из лиги выпрут.

Да, футбол Бульдозер любил. Команда была отборная, один к одному. Играли всегда по одной системе: один-девять-один. Или если судья не считал, то двенадцатого выпускали. Потом вдруг раз — у кого-то срок кончается. Облом. Нортон как узнает — у него припадок делался:

— Урод поганый! Подонок, сука позорная! — На драку нарывался, чтобы тебе нападение на сотрудника впаяли. Грубое нарушение дисциплины, получай еще три месяца. Причем на тренировки тебя отпускали. Круче всего, если ты на него с тесаком кинешься — тогда вообще еще на сезон останешься. Он как-то итальянцу-нападающему сказал, что у него мать протестантская шлюха и чесоточная. Забыл, что макаронник по-английски ни хрена не понимает, кроме «гол», «пас» и «пошел на х…». Зато ему с Джоном Макко повезло. В том, наверно, кило двести было, а он его кельтским пидором обозвал. Трех ребер не досчитался. А что ему — он его на весь плей-офф забронировал.

А кубок мы так и не выиграли. Там была одна команда — звери просто. Один к одному. Они про нас уже знали и подготовились. Здорово нам ряды почистили. Двое в больничке со сломанными ногами (не так уж плохо, между прочим, больница — это покруче футбола). Еще через три дня вторая игра — одному сломали нос, у другого почки после игры отказали. Продули, короче, девять-два. Я лично все больше на скамейке сидел: астма открылась неожиданно. Крутых лучше не огорчать. Ну не любят они этого, не любят.

Глава шестая

Пошел поговорил с Балаболом.

У него был офис как у адвоката с Беверли-Хиллз. Снаружи фасад облезлый, какой-то весь бело-желтый, как фургон с мороженым. Вывеска «Флауэрдью и Ко» большая, но кустарная какая-то: видно, денег пожалел. Кто был этот Ко, я так и не понял. Там вся фирма была: Рой и его курьер. Внутри три секретарши — клуши на батарейках. Сидят, к столам приклеены, как увидят его — начинают кудахтать. В кабинете какая-то тетка неизвестная, может, махинации с квартирами оформляла, не знаю. Дальше по коридору Норман — молодой парень, Рой ему все дела сваливал, какими сам не хотел заниматься. И уже в самом конце — Роев кабинет. Идешь по коридору — сарай, к нему заходишь — хоромы.

Кабинет с аэродром размером, стол как двуспальная кровать. Цветы, ковер, обстановка — все блестит. Даже Рой с ковром и то блестят. Если дело денежное — не вопрос, он тебя усадит, виски тебе нальет. Если нет — все в сад, то бишь к Норману. Рой и наличными брал, он вообще никогда ни от чего не отказывался.

У нас с Роем было совещание. Вообще-то, по-моему, совещания только у судей бывают, но Рой решил, что ему тоже можно.

Увидел меня, протянул руку:

— Ники!

— Рой!!

— Ники!!!

Так можно было до вечера перекрикиваться, поэтому я просто сел. Рой предложил мне выпить, но скотч я не пью, а перно он не держал: не адвокатский напиток.

— Ники, — говорит, — я посмотрел твое заявление.

Время — деньги, и Рой его зря не тратил.

— Ну?

— Ты там был.

— Был.

— Но никакого обвинения тебе не предъявлено.

— Правильно. Поэтому я к тебе и хожу всегда, чтобы мне ничего не предъявляли. И, потом, я в этот раз чистый. Да если бы даже что-то и было, ты же меня все равно отмажешь?

— Не вполне понимаю, что значит «отмазать», но будем исходить из предположения, что на тебе ничего нет.

— Ну да, нет.

— Тогда я тебе зачем?

— Чтоб ты это им сказал.

Тут он призадумался: если ты ничего не сделал, консультация тебе не нужна, а если не нужна, значит, денег с тебя содрать тоже нельзя. Мне с ним ссориться было ни к чему, поэтому я ему тут же говорю: