Книга Тень греха - Барбара Картленд

За строительство и внутреннюю отделку холла, гостиных и огромного банкетного зала отвечали знаменитые братья Адам.

Великолепным образчиком их работы считалась библиотека, в которой отец нынешнего графа поместил прекрасную коллекцию полотен голландских мастеров, превзойти которую могло разве что собрание нынешнего короля, приобретенное им еще в те годы, когда он был принцем Уэльским.

В холле графа встречали дворецкий и шесть лакеев, все в зеленых с золотом ливреях дома Мелтамов, поколениями верно служившего королевской власти.

— Милорд, вас ожидает леди Имоджен. Она в Серебряной гостиной, — с почтительным поклоном сообщил дворецкий, принимая у его светлости цилиндр.

— Леди Имоджен? — нахмурился граф.

— Ее светлость, милорд, здесь уже больше часа.

Граф, похоже, хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и, повернувшись, направился через облицованный мрамором коридор к Серебряной гостиной, двери в которую предусмотрительно распахнул один из лакеев.

Окна этой комнаты выходили в сад, а стоявшие повсюду цветы создавали особенную мягкую атмосферу, подчеркивавшую красоту женщины, которая при появлении графа поднялась и протянула ему руку.

Леди Имоджен Беррингтон с полным основанием считалась одной из красивейших женщин Лондона.

Дочь герцога Рактона, она вышла замуж, едва успев окончить пансион, и овдовела год назад, когда ее супруг погиб на никому не нужной пьяной дуэли.

Еще при его жизни леди Имоджен пришла к выводу, что муж ее скучен и занудлив и у них мало общего, а посему она имеет полное право жить так, как ей заблагорассудится.

Следуя избранным путем, через полгода она познакомилась с графом Мелтамом.

Поначалу он нашел новую знакомую необычайно привлекательной и только приветствовал ее необузданность и страстность, но со временем стал уставать от назойливости и ревности леди Имоджен.

Граф был человеком не только умным, но и проницательным и прекрасно знал о слабостях прекрасного пола.

Успехом у женщин он пользовался всегда, с самой ранней юности, а когда после смерти отца унаследовал огромное состояние и стал одним из богатейших людей Англии, внимание это возросло многократно.

Граф знал: стоит лишь поманить пальцем, и любая замужняя англичанка, не раздумывая, упадет в его объятия.

Мамаши с дочерьми на выданье всячески обхаживали завидного жениха, а поскольку он был еще и видным мужчиной, то дверь едва ли не каждой спальни распахивалась перед ним от малейшего прикосновения.

Разумеется, леди Имоджен не была довольна нынешним своим положением. Она стремилась замуж, но граф, готовый дать многое, именно в этом на уступки идти не желал.

Тем не менее леди Имоджен не отступала и продолжала идти к цели с завидной настойчивостью и упорством.

Иногда даже казалось, что она вознамерилась добиться цели самым простым способом — склонив на свою сторону общественное мнение.

На многочисленные измены и порочные связи в высшем свете предпочитали смотреть сквозь пальцы, но откровенных скандалов старались не допускать.

Граф подозревал, что Имоджен пытается заманить его в ловушку, поставить в положение, когда у него останется лишь один выход: предложить руку и сердце, если только он не захочет выставить себя мерзавцем, опорочив ее доброе имя.

Только Имоджен, размышлял он, входя в Серебряную гостиную, могло хватить наглости заявиться к неженатому мужчине одной, без какого-либо сопровождения.

Только она могла смотреть на него вот так, бесстыдно и дерзко, не скрывая огня в глазах, призывно приоткрыв губки.

— Вы совсем забыли о моем существовании, — проворковала она низким, чуть хрипловатым голосом.

— Меня не было в Лондоне, — ответил граф с раздражением — ему уже надоело объяснять причины своего отсутствия.

— Да, я слышала, — протянула леди Имоджен. — Вас так не хватало на балу у Фицджеральдов.

— Я не пошел бы туда, даже если бы остался в Лондоне.

— Они вас ждали.

— Не они одни.

Он остановился, но гостью это не смутило — она подошла к нему сама.

— Я всегда жду вас, но в последнее время вы как будто избегаете моего общества.

Граф сделал шаг в сторону и, протянув руку, дернул за шнур колокольчика.

— Желаете чаю? Я, пожалуй, выпью.

Дверь открылась почти мгновенно, и, пока он отдавал распоряжения, леди Имоджен опустилась на золоченый стул, верно рассчитав, что он послужит подходящим фоном для ее зеленого платья и широкополой шляпки с перьями.

Ее огненно-рыжие волосы местами отливали золотом, а глаза под длинными темными ресницами насыщенностью цвета соперничали с изумрудом.

Едва ли не все лучшие живописцы Англии запечатлели леди Имоджен на своих портретах, провозгласив ее самой прекрасной моделью после Эммы Гамильтон, бессмертие которой даровал великий Ромни[10].

— Я хочу поговорить с тобой, Видал.

Прозвучавшие в ее голосе интимные нотки не обещали графу ничего хорошего, но тут дверь снова открылась.

— А вот и чай! — воскликнул он с облегчением.

Дворецкий, по-видимому, заранее предвидел такое развитие ситуации, а потому появился в сопровождении сразу трех лакеев.

Перед гостьей поставили поднос с сэндвичами, кексами и печеньем. Сам же граф предпочел бокал кларета.

Прислуга удалилась, и он, пока леди Имоджен наливала чай, попытался перехватить инициативу.

— Тебе не следовало приходить сюда, и ты прекрасно это знаешь.

— Когда мы познакомились, ты сам просил меня об этом, — напомнила она.

Возразить на это было нечего, и граф промолчал.

В те первые дни знакомства страсть захватила их с такой силой, что они забыли о приличиях и преступили все барьеры.

Из всех знакомых женщин Имоджен была, пожалуй, самой горячей, самой неукротимой и самой ненасытной в любовных утехах.

Порой она напоминала тигрицу, и теперь, глядя на нее, граф мысленно повторял сказанное кем-то: «Огонь, что светит слишком ярко, быстрее гаснет».

Правда, как он тут же напомнил себе, если его огонь уже погас, то избавиться от обжигающего пламени Имоджен так просто не удастся.

— Я хочу поговорить с тобой, — повторила она, сделав глоток китайского чая, — потому что, Видал, люди уже сплетничают о нас. По Лондону ходят слухи…

— И что же тут такого необычного? — пожал плечами граф. — О тебе судачат с тех самых пор, как ты вышла из пансиона, а обо мне говорят лишь те, кому не о чем больше поболтать.

— Люди говорят о нас, о тебе и обо мне. И я полагаю, дорогой Видал, что нам нужно что-то с этим делать.